Хан Узбек. Между империей и исламом

Число находок не позволяет делать широких обобщений. «Следует лишь указать, — отмечает 3. В. Доде, — на различный статус погребенных, облаченных в одежды из тканей с изображением драконов. Можно говорить о корреляции признаков (числа когтей на лапах драконов) с различиями в обряде захоронения и качестве погребального инвентаря. Так, очевидна разница в социальном положении кочевников, погребенных в могильниках Джухта и Шумаевский»[438].

В археологических материалах джучидской поясной гарнитуры пока что встречен лишь трехпалый дракон[439]. Трехпалые драконы изображены и на костяных обкладках колчанов[440].

Если критерием для выяснения ранга шумаевского воина принять ткань с четырехпалым драконом, то погребенного следовало бы признать темником. Однако этому препятствует отсутствие пояса, в гарнитуре которого был бы представлен дракон. В таком случае кафтан с драконом мог входить в число престижных вещей (тогда как пояс являлся статусной вещью). Приведу в качестве примера любопытную ситуацию. В 1283 г. каан Хубилай отправил дипломатическую миссию к ильхану Аргуну в составе чинсанга Пулада и Иса Кульчи (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 116). Вернуться в Китай послы сразу не смогли из-за смуты на дорогах. Иса Кульчи (кит. Ай-сюэ) вернулся к своему господину. Подробности этого события известны из текста надгробной стелы Ай-сюэ, ставшего впоследствии приближенным советником великого хана. «На обратном пути [они] повстречались с бунтовщиками, и послы потеряли друг друга. Гун, не обращая внимания на стрелы и камни, [сумел] выйти из [этой] земли смерти и только через два года [пути] достиг столичного округа. [Он] прибыл на аудиенцию, неся в свертке драгоценные одежды, [которые] были ему пожалованы князем А-лу-хуэй-у (ильхан Аргун), и тут же сделал [весьма подробный] доклад о дороге туда и обратно» (Чэн Цзю-фу, с. 84–85). В обоих случаях можно говорить об одеждах как об особой категории наградных вещей. Функция таких пожалований заключалась в укреплении иерархической вертикали власти. В «Юань ши» есть сообщение о пожаловании кааном Хубилаем в феврале 1288 г. золотоордынскому принцу Коничи 500 унций серебра, жемчужного ожерелья и комплекта дорогих одежд[441]. В разгар конфликта между ильханом Текудером и царевичем Аргуном, дядей и племянником, первый затребовал прибытия в ставку старшего эмира (монг. yeke nоуаn 'великий нойон') Букая, который был сторонником Аргуна. Кутуй-хатун, одна из жен Хулагу, и мать Текудера, по прибытии Букая «оказала ему почет и уважение и надела на него кафтан из одежд великого ильхана» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 101). Старший эмир был облачен в одежду Чингизида.

Перейдем к вопросу о такой странной подробности погребального обряда, как ртуть. Нет ли примеров использования ртути в лечебно-магических целях ближе по времени, нежели материалы по пазырыкским погребениям (VI–III вв. до н. э.). Есть. Речь идет о придворной буддийской культуре при дворах ильханов и золотоордынских ханов (см. выше статью В. П. Костюкова). Алхимические практики буддистов, искавших эликсир долголетия для ильханов, твердо документированы.

Рашид-ад-дин с иронией пишет о буддийском окружении ильхана Хулагу: «Он был весьма склонен к алхимии и на ту братию постоянно взирал благосклонным оком. А они ради своих вымыслов и мечтаний зажигали огни, сжигали безмерное множество снадобий и бесполезными мехами надували малых и больших. Они мастерили котлы из глины мудрости, но польза от стряпни не шла дальше их ужинов и завтраков. В превращении они ничего не смыслили, зато в извращении и подлогах творили чудеса. Ни одного динара они не снабдили решеткой и ни одного дирхема не отлили, зато растратили и изничтожили богатства вселенной. На их нужды, домогательства и пропитание было израсходовано так много, что и злосчастный Карун за свою жизнь не стяжал столько философским камнем» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 61).