Ханкерман. История татарского царства

Скор суд воеводы, чего долго тянуть? Шереметев дает знак. Стрельцы тащат названных татар к воротам ханского дворца, быстро вяжут петельки, перекидывают через перекладину веревки, и – засучили ногами в воздухе князья да уланы. А примет ли Аллах их грешные души, кто ж знает?

Дьяк достает следующий список, выкрикивает имена, сплошь князья и знатные мурзы, да еще несколько уланов. Спокойно встают татарские князья и подходят к русскому воеводе. Что ж, если смерть пришла, не дело служивым ее бояться. Но не для казни вызывает их дьяк, велено их в Москву к царю отправить под особой охраной. Звучат в том списке имена царевича Алп-Арслана и его сокольничего Мустафы Беркузле.

Смотрит Шереметев на раненую птицу, что вцепилась когтями в толстую рукавицу улана Мустафы, удивляется размеру. Кивнул своему дворовому, тот достал медовый пряник. Угостил осторожно боярин ворона, тот поклонился, лакомство охотно принял, да еще «рахмат» сказал. Вот так диво!

Страшно вокруг: кровь, дым, пожарища, смерть, а улыбается русский воевода, смеются русские стрельцы, смеются пленные татары. Ворон – птица умная, ворон не воюет…

1609 год. Мустафа и Лжедмитрий

Холодно. Так холодно, что стволы берез трещат от мороза и даже глупые сороки затихли в их голых кронах. Только вот сова ухнула. Сова днем? С чего бы это?

Мерзнет улан Мустафа Беркузле, трет лицо, чувствует, как немеет кончик носа. Не отморозить бы. Эх, слабо греет плечи и дыхало куний воротник, это вам не соболь. Оглянулся на своих спутников Мустафа – тоже мерзнут, царевич Мурат-Мухаммед хоть в собольем воротнике, а шлем золоченый с головы снял, надел лисий малахай. Рядом с юным царевичем сотник Чарыш-мурза, смотрит внимательно по сторонам, словно учуял что. Подозвал Мустафу еще с одним уланом, вперед ткнул, затем показал согнутый палец. Значит, ехать впереди на половину полета стрелы.

«Зачем царевич Алп-Арслан послал меня к Нурматету, – думает Мустафа, – почему не оставил при себе? В такой мороз хорошо в юрте сидеть у очага и горячие переписы кушать, а не мерзнуть на зимней дороге в глухом лесу, где рыщет дикий зверь и шляется разный сброд шайтану на потеху».

Ну вот, помянул лукавого в мыслях Мустафа не к месту, сам виноват. Перекрыта лесная дорога завалом – толстыми сосновыми бревнами и перевернутой на бок телегой, из-за которой виднеются рожи, красные от мороза. При этих рожах копья да шипастые дубины. Но хуже того – пара пищальных стволов. Плохо дело, пальнуть могут.

Мурза подал знак, остановился отряд, Мустафа подъехал к завалу переговорщиком. Волнение унял, сказал грозно:

– Эй, урус, зачем дорога городить, ехать мешать?

Мустафа хорошо знает русскую речь, даром что часто гостил в Пушкарской слободе Касимова. Но сейчас нарочно коверкает язык, пусть думают – дикая татарва едет.

За телегой забормотали, видно, совещались. Потом показалась голова, бородатая в красной шапке с собольей опушкой, по всему – стрелец.

– Эй, а вы сами кто такие будете? Начальник кто? С начальником говорить хочу.

Быстро соображает улан Мустафа, кем сказаться, чтобы пропустили без помех? Что за люди за завалом, много ли их? Оглянулся на начальников. Царевич явно побледнел, нервно дергает поводья. Сотник, напротив, спокоен. Сидит в седле Чарыш-мурза, недовольно морщится, вроде как досадует на задержку в пути, а ладонь-то на рукоятке сабли. И остальные татары лошадей чуть развернули к лесу, знают, откуда ждать опасности. А в чаще вдоль дороги хоронятся какие-то люди, но без пищалей, с рогатинами. Местные разбойнички? Видно, не зря сова ухнула, то верный разбойничий знак.

– Мы – казак вольный, – ответил Мустафа неопределенно. – Едем в Калуг на зимовка. А командир Бахир-мурза, но он русский не знать. Я знать, я тебе говорить.

– Служите кому? – уточнил стрелец, внимательно глянув в сторону Нурматета.

– Никому. Из степь едем. Кто больше даст, тому служить, – ответил Мустафа и изобразил лицом алчность.

– А что же в Тушино к царю-батюшке Димитрию не едете? Он щедро платит.

Заметил Мустафа, что без всякого почтения упомянул стрелец «царя-батюшку», даже с издевкой. Понятно теперь, какие речи говорить.

– В Тушин без нас казак много. А денег платить мало. И стоять в поле за тын. В поле – холодно. В теплый зимний город ехать, в Калуг.

Угадал Мустафа с ответом! Улыбнулся стрелец, дал знак своим, не целятся больше в татар из пищалей. И мужики вдоль дороги больше в снегу не хоронятся. Встают из сугробов, зипуны да полушубки отряхивают.

Вышел стрелец из-за завала, на сани бердышом указал:

– А везете что?

– Не видишь сам? – Мустафа вошел в роль. – Лошадям трава сухой кушать и юрта – в поле стоять. Не хотим в поле, хотим в Калуг.

– Так и быть, езжайте в свой Калуг. – Стрелец хохотнул и дал знак. Разномастная толпа гурьбой высыпала из-за завала и принялась его разбирать. Телегу поставили на колеса и откатили, бревна просто сдвинули в сторону.

– А не видал ли по дороге большого отряда? – спросил стрелец, тоже сходя с дороги, пропуская татар.