Ханморская Древучесть

Раздался треск, поле накренилось так, что Силь полетел куда-то вниз. Троп успел ухватить его за руку. Примотанный хвостом к ноге древоки, он удержался. Древоку держала мама-граппа.

– Значит, дорога будущего все-таки появилась, раз все исчезли?

Мама-граппа кивнула.

– Тогда заберите нас с собой! – крикнула граппе Душаня, которой казалось, что ее сейчас разорвет пополам между каменной рукой граппы и повисших на ее ногах йодрика и плюхеля.

Мама-граппа в ответ лишь улыбнулась и заботливо прижала к себе ребенка.

– До будущего вам придется дойти по шажочку своими собственными ногами. Там и увидимся. До встречи в будущем, белая древока, – сказала граппа, на мгновение обняла Душаню и шагнула в пустоту вместе с детенышем.

Душаня, Троп и Силь с воплями полетели вниз, обратно по извилистым коридорам, пока не вывались на пол темницы.

Только вряд ли можно было теперь назвать темницей яркую круглую комнату, по которой металась обезумевшая Бабу.

Глава 6. Тайна Грозной Бабу

Белая это была Бабу или Грозная, не разобрать: платье трепыхалось вокруг нее бушующими волнами, волосы растрепались и извивались, глаза, казалось, ничего не видят, оттого старуха то и дело натыкалась на светящиеся и дрожащие стены.

Но Душаню она увидела и взвыла, схватившись за волосы.

– Ты – древока! Древока в моем… А-а-а! Фонла! Из всех существ в Мире ты притащила мне древоку. Конец всему.

Наверху в узкий проход втиснулся клюв одной из голов Фонлы, которая гаркнула:

– А ты предупреждала, что таких лохматых водить нельзя? Нет! Так что захлопнись и айда наверх. Он уже корни из-под земли достал.

Но Бабу не вняла совету. Ноги подкосились, платье взметнулось вокруг осевшей на пол старухи, и до друзей донеслись рыдания.

Душаня бросилась было к Бабу, но Бабу задрыгала ногами и замахала на нее руками:

– У-уйди, изверга белобрысая! Глаза б мои тебя не видели.

Фонла кричала в два клюва:

– Бабу, не дури.

Силь кричал:

– Душаня, беги.

Троп кричал:

– Силь, тащи.

Темница трещала по швам, со стен сыпалось и грохотало.

Душаня ринулась по лестнице вверх. Силь и Троп подхватили Бабу под руки и потащили следом. Две головы Фонлы по очереди лезли в узкий проход и разевали клювы, ругательствами подбадривая пленников.

И вот когда все столпились на последней ступени лестницы, башня с грохотом вырвала из земли ноги, распоров поляну, и сошла с места. Теперь пленники стояли на лестнице, торчащей из центра глубокой ямы-темницы. Над ними голубело небо, располосованное желтыми лучами. На поляне друг за другом валились стеллажи, вздымая пыль забытых воспоминаний, что вываливались из растрепанных книг.

– Б-А-Б-У! – пророкотал голос с неба.

Все задрали головы. Башня наклонялась к ним. Ниже и ниже. Вот уже показалась из-за облаков огромная голова. К лестнице потянулись здоровенные ручищи, размером с половину поляны. Друзья, завизжав, бросились вниз по лестнице, подальше от ожившего дома. Бабу с готовностью протянула трясущиеся костлявые пальцы вверх. Фонла, одной головой наблюдающая за «мелкой бестолочью в трех экземплярах», а второй за Бабу, одновременно сплюнула двумя клювами, похватала в когтистые лапы охапку пленников и отчаянно сопротивляющуюся старуху и взмыла ввысь за миг до того, как сомкнулась на лестнице огромная рука, раскрошив камень в крошку.

Фонла летела в неразберихе вещей, которые вышвыривал из себя Беспамятный лес. Лес тряс ветвями, шумел и трещал. Фонла то и дело успевала уворачиваться: от кружившегося комода, теряющего в полете все свои ящики, от звонко бьющейся посуды, острыми осколками жалящей что ни попадя на своем пути, от оживших платьев, хлопающих на ветру длинными рукавами, словно крыльями.

– Фонла, птичка моя, не улетай. Я еще не попрощалась, – умоляла Бабу.

– Уймись. Он на тебя наступит, и тю-тю, Бабушка.

– Он не такой. Он добрый. Лети на край леса, пернатенькая моя, на край. Он придет, я чую это, – всхлипывала Бабу, безвольно поникнув в крепкой хватке своей «птички».

Лес кончался на краю высокого обрыва, открывающего вид на долину, город и убегающую куда-то в Мир реку. Фонла швырнула пленников на траву, а Бабу аккуратно пристроила у дерева. Душаня, Троп и Силь остались валяться в траве, обессиленные от приключений.

– Ах, судьбинушка моя! – причитала Бабу. – Ах, я горемычная!

– Я сейчас оглохну, – мрачно пожаловалась вторая голова Фонлы первой.

– У меня на ее слезы аллергия, – всхлипнув, сморщилась та, – вот гляди, в носу щипит, а теперь еще из глаз потекло.

– Давай-ка прикроем твою плесень, старушка, – ласково сказала первая голова Фонлы и очень осторожно когтями повязала замызганную тряпицу на глаза Бабу.

– Так-то лучше, – облегченно вздохнула вторая голова, – а то у меня, глядя на нее, сердце разрывается.

– Еще бы звук убавить, – задумалась первая.

Друзья следили за странными действиями этой парочки. Силь поднялся и крикнул:

– Что это было? В смысле с домом.

Бабу простонала и ничего не ответила. За нее сказала одна голова Фонлы:

– Древост.

– Древост? – вскочила Душаня.