Хаос

— Извините, я не понимаю, — отвечает мне слог за слогом роботизированный голос моего телефона, и я рычу на него, стоящего в моем подстаканнике, прежде чем повторить.

— Найти за-мо-ро-жен-ный йо-гурт.

— Вы можете повторить?

— Господи, помоги мне!

— Повторите еще раз.

— Я прикончу тебя!

— Это нехорошо.

Я уже собираюсь схватить этот долбанный телефон и выбросить его в окно, когда эта чертова штуковина начинает звонить. Неизвестный номер. Увидев возможность выплеснуть свое разочарование на ничего не подозревающего телемаркетера, я заезжаю на заправку и открываю дверь.

— Что?

— Кит?

Отодвигаю телефон от уха и снова смотрю на номер, прежде чем ответить.

— Да?

— Эй. Это Ди.

Мое сердце подскакивает к горлу, и я едва успеваю выдавить жалкое:

— Ох… привет.

— Эй, я просто хотела сказать, что мы все в восторге от тебя!

— Правда?

— Да, ты получила эту работу!

— Получила?

— Да!

— Серьезно?

Ди смеется, а я молча благодарю Бога, что не вышвырнула телефон в окно.

— Да, ты была потрясающей. Серьезно, ты произвела фурор. У меня есть только один последний вопрос, прежде чем мы оформим все официально.

Это вовсе не звучит зловеще.

— Ла-а-адно.

— Кто из парней, по-твоему, самый горячий?

Я оглядываю заправку в поисках какой-нибудь скрытой камеры.

— Ты ведь шутишь, да?

— Нет, это простой вопрос. Если ты могла бы трахнуть одного, кого бы ты выбрала? Адам и Шон довольно горячи, но Джоэль горячее, верно?

Это ловушка. Это гигантская смертельная ловушка с мигающими неоновыми вывесками, потому что со времени моего пребывания в Mayhem я знала, что Адам был с Роуэн, а Джоэль — с Ди… и-и-и… Я действительно понятия не имею, что здесь происходит.

— Никого?

— Ой, да ладно тебе, — уговаривает Ди. — Мне просто любопытно, честное слово. Сейчас рядом со мной никого нет, и я клянусь, что никому не скажу.

Никогда в жизни я не была такой девушкой. Никогда не целовалась и не хвасталась. Никогда не визжала из-за мальчишек. И уж точно я никогда не рассказывала абсолютно незнакомым людям о своей школьной влюбленности в Шона Скарлетта, так что не собираюсь открывать душу сейчас, сразу после того, как эта влюбленность восстала из мертвых и вытолкнула свои грязные пальцы зомби из моей груди.

— Ди, честно… Если я буду играть в группе, то эти ребята будут мне как братья. Неважно, насколько они горячие, потому что мне не нужна такая драма.

И это чистая правда. Шон горяч, но он, кажется, следует тому негласному правилу, что чем горячее парень, тем сильнее его мудацкий ген. Я не буду спать с ним снова, даже если он будет умолять меня.

— ПРАВИЛЬНЫЙ ОТВЕТ! — кричит Ди, и я вздрагиваю от восторга в ее голосе. — Это было прекрасно! Ты принята!

— А если бы я выбрала Адама? — спрашиваю я, потому что никогда не знаю, когда нужно держать рот на замке.

— Тебя бы не взяли, — отвечает она, как будто это не имеет большого значения.

— А если Джоэля?

— Просто радуйся, что ты этого не сделала, — отвечает она с легким смешком, который звучит прямо-таки зловеще, и я делаю себе мысленную заметку: Не попадать в черный список сумасшедшей цыпочки. — Итак, слушай, — продолжает она, — твоя первая репетиция с группой состоится не в ближайшие выходные, потому что будет Пасха, но думаю, может быть, в следующие выходные. Один из парней позвонит тебе, когда они разберутся со своим дерьмом, ладно?

Я ошеломленно соглашаюсь, и звонок заканчивается тем, что Ди спрашивает меня, где я живу, и предлагает, по возможности, найти место поближе к городу. А потом я просто еду домой, думая о том, как мне себя чувствовать.

Теперь все кончено. И я это сделала. Я получила желанную позицию гитариста The Last Ones to Know. Такая возможность выпадает раз в жизни. И моя работа будет заключаться в том, чтобы репетировать с Шоном. Выступать с Шоном. Писать музыку с Шоном. Гастролировать с Шоном…

— Кит? — зовет мама за обеденным столом, и я так резко вскидываю голову, что чуть не откусываю себе язык.

— А?

— Ты почти не притронулась к своему чили, — замечает она со своего места справа от меня, в конце стола напротив моего отца. — Что с тобой происходит?

— Сегодня я получила работу.

Я отвечаю с вымученной улыбкой, стараясь не упоминать имя Шона. Воскресные вечера — это семейные ужины, и я обычно ем так же много и так же быстро, как мои двухсотфунтовые братья, но сегодня мой желудок скрутило в узлы, и имя Шона Скарлетта написано на каждом из них.

Уголки маминого рта морщатся. Она сложена как балерина, с мягкими карими глазами и пушистыми темными волосами, и эти карие глаза загораются, когда она говорит: — Это же замечательно! Какую?

Когда она кладет столовое серебро на стол и безраздельно обращает на меня свое внимание, я проигрываю битву и отвожу взгляд на отца.

— Это в Мэйфилде. Я подумываю переехать туда.

Мы с братьями унаследовали от матери худощавое телосложение и гладкие черты лица, а от отца — темные волосы, темные глаза и высокий рост. Он большой человек, и в нем есть что-то такое, от чего хочется выплеснуть все свои чувства, так что, когда он тоже кладет столовое серебро, я понимаю, что у меня проблемы.