Хаос

Я даже не знаю, почему ломаюсь. Может быть, потому что я счастлива, что мои братья любят меня. Возможно, потому что опустошена, что Шон — нет, может, потому что я скучаю по дому. Или потому, что я не хочу, чтобы эти последние несколько недель кончались. Может, потому что я больше не мечтаю. Потому что я не могу.

Кэл обнимает меня, и вскоре я задыхаюсь в объятиях четырех братьев — больших руках Мэйсона, под внимательным взглядом Райана, перед дважды сломанным носом Брайса, а Кэл сжимает мое плечо, пока я не прихожу в себя. Они защищают меня от всего мира, пока рыдания не прекращаются, и я целую каждого из них в щеку, прежде чем отпустить.

— Ты в порядке? — шепчет Райан мне на ухо во время последнего объятия.

Я шмыгаю носом в его рубашку.

— Да, думаю, я просто немного скучаю по дому. Вы, ребята, едете домой сегодня вечером?

Он отстраняется, чтобы изучить меня.

— Да, а что?

— У вас найдется для меня место?

Я заставляю себя ободряюще улыбнуться его обеспокоенному лицу, и в конце концов он кивает.

— Конечно, у нас найдется для тебя место. Пошли… Давай отвезем тебя домой.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

«У нас все в порядке?»

В свете, льющемся из окна моей детской спальни, я в миллионный раз перечитываю сообщение от Шона.

«Все в порядке», — ответила я вчера вечером, когда мы с братьями ехали домой на машине. Внедорожник Райана был мобильной камерой для допросов, и я не была уверена, что заставляло меня чувствовать себя хуже — ответы на их вопросы или что я отдаляюсь от Шона, миля за милей, минута за минутой. Мне казалось, что я должна была встретиться с ним лицом к лицу, следовало рассказать ему обо всем и услышать, что он скажет в свое оправдание. Но мне хотелось, чтобы он сам пришел ко мне. Я хотела, чтобы он признался во всем, пока у него есть такая возможность, и сказал, что я ему небезразлична настолько, чтобы кричать об этом на весь мир. Но он этого не сделал.

Шон:Я не чувствую, что все в порядке.

Я:Завтра ты встретишься с моими родителями.

Мои большие пальцы наказывают буквы на сенсорной панели. Я зла на своих братьев за то, что они пригласили группу на субботний семейный ужин, зла на группу за то, что они согласились прийти, и больше всего зла на Шона. За все. Когда мои братья пригласили ребят на ужин перед отъездом домой, я попыталась возразить, но не имея возможности назвать истинную причину, это было бессмысленно. Их было четверо против одного. Даже Кэл не встал на мою сторону, и Шон ничего не сказал. Он просто смотрел на меня так, словно я разбила ему сердце, а не наоборот.

Думаю, потеря игрушки может быть довольно разрушительной.

Шон: Ты избегаешь меня с самого утра.

— Что ты делаешь? — спрашивает Кэл, и я смотрю на дверь, где мой близнец прислонился к косяку. Вчера вечером я не ответила на сообщение Шона, а сегодня утром проснулась от еще одного.

Шон: Прости.

Я лежала в постели с сердцем, колотящимся так сильно, что из-за этого одеяло почти упало на пол. Он извинялся. Слишком поздно, но он сделал это.

«За что?» — напечатала я ответ. Мои пальцы дрожали, искореженные кусочки моего разбитого сердца дрожали, обещая либо сложиться вместе, либо вонзиться в стенки моей груди.

Шон: За все.

Когда кладу телефон, Кэл видит боль, которая поглотила меня сегодня утром. Должно быть, это написано у меня на лице, потому что он садится на мою кровать и хмуро смотрит на меня.

— И что он сказал?

Протягиваю свой телефон, и брови моего близнеца хмурятся от текстового разговора, который он читает.

— За все? Что, черт возьми, это значит?

Когда он поднимает черные глаза в поисках ответа, все, что я могу сделать, это покачать головой и смотреть на него сквозь туманную пелену слез, отказываясь пролить хоть капельку. Жесткое выражение лица Кэла мгновенно смягчается, и мой голос срывается, когда я говорю:

— Я не знаю.

Он сожалеет обо всем. О том, что спал со мной шесть лет назад? Что водил меня за нос? Что не звонил? О том, что соврал, будто забыл меня. О том, что целовал меня во время тура? О том, что заставил меня поверить, что мы когда-нибудь сможем стать кем-то?

— Господи, Кит, — говорит Кэл, обнимая меня. Он ерзает на кровати, пока я не оказываюсь в его крепких объятиях, и я утыкаюсь лицом ему в плечо, чтобы вытереть слезы, но не сдаюсь. Если я сломаюсь сейчас — если я сломаюсь снова, — боюсь, что никогда не смогу собраться снова. — Скажи мне, как это исправить.

— Ты не можешь.

— Что же мне тогда делать?

— Ничего.

Он сжимает меня крепче, потирая мою руку, как будто пытается физически стереть боль с меня. Если бы все было так просто.

— Кому мне позвонить, чтобы отменить сегодняшний ужин?

— Никому.

— Что значит «никому»?

Когда я выпрямляюсь, его рука медленно соскальзывает с моего плеча. Я делаю глубокий вдох, пока снова не начинаю ясно видеть.

— Я не хочу ничего отменять. Я не собираюсь уходить из группы, и ты знаешь, что Мэйс, Рай и Брайс все еще хотят встретиться со всеми.