Хаос любви. История чувств от «Пира» до квира

Создаваемое любовью пространство интимной близости – это Lebensraum. В нашем случае им служит дом или квартира, которые любовь превращает в свое жилище. Вы могли бы сказать, что создание своего дома – это и есть работа любви. Но масштабы этой работы раскрываются только тогда, когда наступает война, чума, террор, экономическая депрессия или социальное угнетение. В таких случаях мы видим, что любовь создает не просто дом, а целый мир. У подлинной платонической любви (в противоположность той, что обычно называют так, подразумевая подавляемую или асексуальную любовь) широко расправлены крылья миросозидания.

Мудрость Сократа, как известно, заключается в том, что он знает лишь то, что не знает ничего стоящего. И все же он знает кое-что, что хотелось бы знать всем нам. В диалоге «Пир» он утверждает, что не смыслит «ни в чем, кроме любви [ta erôtika]» [175]. Это признание поначалу озадачивает, но становится понятнее, если учесть платоновскую игру слов: erôs означает «любовь», erôtan – «задавать вопросы». Иными словами, искусство любви отождествляется с сократовским искусством задавать вопросы, повитушеством (мысль, которой впоследствии воспользуется Фрейд). Искусство не отвечать, но спрашивать – вот чем владеет Сократ, несмотря на свое незнание.

Гиппотал выражает свою любовь к возлюбленному в энкомии [176]. По мнению Сократа, ни один искусный любовник так не поступил бы. Если энкомий удастся и Гиппотал добьется расположения юноши, это будет справедливо. Но «если же он от тебя ускользнет, то, чем более возвышенными были славословия, пропетые тобой в честь твоего любимца, тем более в смешном виде предстанешь ты, утратив для себя все его прелести. Ведь тот, мой друг, кто искушен в любовных делах, не восхваляет любимого до того, как одержит над ним победу, страшась неожиданностей в будущем» [177]. Согласившись с этим, Гиппотал обращается к Сократу за советом, как ему следует вести себя с его новым бойфрендом Лисидом. Сократ только рад помочь: «Если ты согласен склонить его к беседе со мною, быть может, я смогу тебе показать, что надо ему говорить вместо тех слов и песен, какие, по словам других, ты к нему обращаешь» [178]. Далее следует типичная сократическая беседа, в конечном счете вынуждающая Лисида признать, что он не знает, что такое любовь.

Все это действо выглядит как наказание, даже унижение. Но на самом деле происходит нечто большее: шаг на пути к определенному типу любящего – любящего мудрость, философа. «Те, кто уже мудры, не стремятся более к мудрости, боги они или люди. Не стремятся к ней и те, кого крайнее невежество делает плохими людьми: ни один дурной и невежественный человек не тяготеет к мудрости. Остаются те, в ком хоть и гнездится это зло – невежество, однако не делает их совсем неразумными и невежественными: они еще понимают, что не знают того, что им неизвестно» [179]. Заставив Лисида признать свое незнание, Сократ ставит его на путь любви к мудрости – единственный путь к подлинной любви. Обнаруживая нехватку или нужду, любовь порождает желание. Но стоит его удовлетворить, желание умирает.

Сократ – мастер прелюдий, но он не займется с вами сексом (о чем не понаслышке знает Алкивиад) и не ответит на вопросы, которыми вас мучает. Очевидно, он нуждается в дальнейшем обучении эротическим искусствам. В «Пире» Платон (как и подобает хорошему любовнику) устраивает так, чтобы Диотима преподала ему эти уроки. По ее словам, все мы любим счастье, то есть желаем всегда располагать теми или иными благами. Но поскольку мы смертны, самое большее, что можно сделать для удовлетворения этого желания, – это «родить и произвести на свет в прекрасном» [180]. В случае гетеросексуалов, «беременных телесно», речь идет о рождении детей, которые похожи на родителей и потому разделяют их красоту. Гомосексуалы – другая история. Они «беременны духовно» и вынашивают не детей, но «разум и прочие добродетели». Духовно беременный мужчина, познакомившись с прекрасным юношей, сразу находит для него «слова о добродетели» и «прекрасные мысли» [181].

Хотя рождение добродетели и слов о ней – очевидно, разные вещи, Диотима показывает, как преодолеть это различие. Гомосексуальные любовники складывают такие истории о добродетелях, которые «делают юношей лучше», поскольку объясняют, «как управлять государством и домом» [182]. Их истории – это социальные коды, своды законов и конституции, предписывающие, как молодым людям жить и проводить время. В своем последнем диалоге «Законы» Платон сравнивает эти важные истории с трагедиями: «Мы и сами – творцы трагедии прекраснейшей, сколь возможно, и наилучшей. Ведь весь наш государственный строй представляет собою воспроизведение наипрекраснейшей и наилучшей жизни; мы утверждаем, что это и есть действительно наиболее истинная трагедия» [183].