Хаос любви. История чувств от «Пира» до квира

Лео Берсани считает, что любой секс по своей природе безличен, поскольку он расшатывает личность: «Мы желаем того, что практически сокрушает нас, и этот сокрушительный опыт не имеет никакого конкретного содержания – возможно, такова наша единственная возможность сказать, что об этом опыте ничто не может быть сказано, что он принадлежит к внеязыковой биологии человеческой жизни» [307]. Вот почему Кэндис Воглер характеризует его как «восхитительное противоядие от широко распространенного стремления запрягать сексуальность в тележки, везущие счастливые „я“ к эгалитарному товариществу» [308].

Совсем другой мыслитель, Саймон Блэкберн, недавно прибегнул к той же идее, но несколько иным способом. По его словам, оргазм деперсонализирует. Однако он не объективирует в морально негативном смысле: «Вероятно, это правда, что в кризисные моменты партнеры редко относятся друг к другу достойно и с уважением, как и полагается относиться к самостоятельным моральным агентам. Но так происходит потому, что, строго говоря, они вообще никак не относятся друг к другу – ни как к личностям, ни как к объектам. В исступлении они потеряны для мира, выходя далеко за его пределы. <…> Переполненное возбуждением и желанием, тело берет верх. Но это чудесно – даже если мгновения восторга означают паузу в разговоре» [309]. Думаю, Берсани и Блэкберн правы – и не только в том, что касается противоядия. И все-таки то, что сокрушает меня, необязательно должно сокрушать вас; а то, что ввергает вас в кризис, меня может оставить равнодушным. Когда мы заставляем друг друга кончить, мы оба можем быть сокрушены, неспособны посылать или принимать сигналы. Или же то, что мы посылаем и получаем, может не умещаться в слова. Но поскольку это именно ты заставила меня кончить так, как умеешь только ты (и наоборот), некая коммуникация все же происходит. Нет какого-то одного секса. Бывает очень личный секс или очень безличный – но важной частью интимных отношений может быть и тот и другой.

* * *

«Давным-давно мы клялись друг другу в верности на всю жизнь, – пишет журналистка Трэйси Кокс. – Это превратилось в серийную моногамию – серию долгосрочных преданных отношений, длившихся годами, но не всю жизнь. Нынешний тренд – отношения, основанные на потребностях: отношения, которые соответствуют нашим обстоятельствам в текущий момент и перестают отвечать требованиям, когда ситуация меняется» [310]. Это намеренно написано в вызывающем духе. Тем не менее Кокс просто предполагает, что наши потребности составляют единое (пусть и недолговечное) «я», удовлетворить которое может наилучшим образом другое такое же «я». Но зачем принимать ее предположение? Почему бы не предположить, что потребности послужат более тонкому различению класса партнеров: X для секса, Y для детей, Z для совместной жизни? Почему бы не предположить, что пара (даже недолговечная и основанная на потребностях) превратится в n-угольник? Спору нет, значение n не может быть слишком большим. Никто не справится с чересчур большим множеством. Но нет ни одной веской причины, почему оно должно равняться двум.

Одна из наших глубочайших потребностей, «столь же насущная, как физиологическая потребность в еде, воде и сексе», – это необходимость избавиться от скуки «посредством стимулирующей физической или умственной деятельности» [311]. Поэтому любовь, основанная на потребностях (да и любая другая форма любви), должна считаться со скукой всерьез. Когда люди умирали в тридцать лет, не имели свободного времени и надежных противозачаточных средств, это, возможно, не было обременительной эротической проблемой: жизнь была настолько коротка, полна забот и связана с выращиванием детей, что скучать не приходилось. Эротическая норма долгосрочной моногамной любви подходила для удовлетворения физиологических потребностей в стимуляции. Сегодня мы живем слишком долго, имеем слишком много выходных и слишком привыкли к постоянному возбуждению, чтобы принимать это за нечто само собой разумеющееся.

Угроза, которую несет скука, особенно остра, если структурным принципом супружеской пары действительно стала сексуальная гармония, как утверждает Жерар Венсан. Ведь из-за привычки даже почти бесконечное сексуальное разнообразие партнера может наскучить. В конечном счете мы приходим к тому, что хотим нового партнера, а не чего-то нового со старым. Тогда почему бы не отделить секс от парных отношений, чтобы пара нашла другой структурный принцип их связи или другую, менее бивалентную форму организации старого принципа? Это хороший вопрос, но в нашей политической реальности рискующий оказаться скандальным.