— Итак… Давным-давно, на заре нового человечества… — Смерть начинает рассказ, его голос спокоен и размерен, но брови наконец чуть дергаются, а губы поджимаются. Я знаю этот жест по Харону и Селине — их отец волнуется точно так же. — В мире артеков жили два брата. Смерть и Хаос — так их звали. Старший брат, Смерть, был наглецом и хамом, грубияном каких поискать, да еще и авантюристом, подобного которому не рождалось более никогда. Он не знал покоя, везде искал приключений и опасностей, с головой окунался в любой кипиш, который могла предложить ему судьба. — он рассказывает о себе так… Нелицеприятно. Это интересно. Я никогда не смог бы так спокойно говорить о том, каким неприятным человеком был (и есть?). Стук пальцев по столу становится секундной мелодией, но мужчина быстро берет себя в руки. — Младший же брат, Хаос, был, наоборот, робок и нежен, скрытен, даже в какой-то мере труслив. Он был домашним одиноким мальчиком, для которого собственный маленький мирок был в десятки раз важнее любых приключений. Но, несмотря на их различия, они были очень близки. Смерть младшего брата опекал, заботился о нем со всей своей грубой нежностью, любил всей душой. Особенно после одного неприятного случая. — Смерть на время замолчал, словно собираясь с мыслями. Интересно, а эту историю он тоже расскажет? — Хаос же… Хаос же был влюблен в своего брата. Как человек бывает влюблен в человека. Вот только в просторах его разума уже давно властвовало безумие. Сознание его давно пошатнулось, разум затерялся в пучинах страха и ревности. Но Смерть был слеп… Так слеп по отношению к нему. Он не видел ничего плохо в приступах агрессии брата, в его нездоровой привязанности, в его странных переменах настроения.
Смерть снова прекращает рассказ на долгие пару секунд. Тяжело вздыхает, поджимая подрагивающие губы. Видно, ему безумно тяжело рассказывать о том, что происходило раньше. И это понятно — я уже понял, что история Хаоса закончилась совсем не хорошо, раз он теперь желает мести.
— Однажды Смерть влюбился в девушку. Прекрасную юную Фиону, Богиню красоты из измерения Природы. Они хорошо общались, быстро сдружились. Водоворот чувств закружил их и сплел две нити судьбы в одну. Хаос остался в стороне. Смерть забыл о нем в своем безумном порыве, усмирившем его неутомимую страсть к приключениям. Фиона настолько очаровала его, что в один прекрасный момент Смерть решил даже заключить брак с ней, подобно тому, как это делают люди.
Селина тянет руку в сторону отца. Она знает, что будет дальше. И тянется, пытаясь поддержать родного человека не словом, так делом. Но тот не позволяет ей, отодвигая руку в сторону. Кажется, не только у меня тут проблемы с родными.
— Но свадьбы так и не состоялось. Ревность и безумие — страшные вещи. Они завладели Хаосом полностью и сподвигли на страшное преступление — убийство. В своей ярости он разбил сосуд юной Фионы, а когда его попыталась остановить мать всех артеков, Прима, он убил и ее. Не специально, просто потому, что не смог усмирить зверя в себе. — правой ладонью Смерть тянется к волосам, длинными пальцами судорожно зарываясь в них. Темные густые пряди рассыпаются по плечам, я наблюдаю за тем, как они волнами струятся по его спине. — Когда Смерть увидел, что сделал Хаос, он пришел в ярость. Глупый маленький артек вытащил из ножен меч… И сильно ранил любимого брата. Как физически, так и морально. — Смерть поворачивается в мою сторону и тяжело ухмыляется. Почему ты смотришь на меня? Почему на меня? Почему не на Селину, не на Харона? Почему я? — Я добил его. Уничтожил остатки здравомыслия, стерев с лица земли его измерение и выбросив его самого в мертвый мир.
— Пап… — Лорел хочет что-то сказать, но прерывается на половине фразы. Интересно, ему просто нечего сказать, или он не может собрать мысли в кучку?
— Ничего, Харон. Теперь уже нечего скрывать. — мужчина непрерывно треплет пряди волос. Я не могу оторвать взгляда от этого постоянного движения тонкой ладони. За Хароном я такого никогда не наблюдал. Похоже, не все привычки он перенял у отца. — Теперь, когда Хаос вернулся, чтобы отомстить, скрывать все равно ничего не получится.
В какой-то мере он прав. Но боль в глазах мужчина скрыт все равно не может, как и тяжесть сказанных слов. Проблемы валятся одна за другой. Поиски Харона-Лорела уже не кажутся таким трудным заданием, хотя бы потому, что впереди — решение вопросов с, очевидно, больным на голову артеком, жаждущим расплаты за свою боль. Весело. Спасибо, жизнь, ты умеешь удивлять.
— Давайте перестанем вспоминать тяжелые события, хорошо? — Селина, похоже, хорошо понимает чувства отца. Но тот на нее даже не смотрит. — Мортем, ты ведь понял, что произошло, да?
— Да, я все понял. — не все. У меня осталось множество пробелов в истории, мне нужно задать огромное количество вопросов, но пока я помолчу. Есть что-то более важное, чем я и мои вопросы.