Хаос: отступление?

Дон роняет взгляд на ствол, довольный тем, что некогда получил значок «Меткий стрелок». Затем он смотрит на катер. Еще секунда, и дело сделано. Судно берет право руля и уходит.

Поднявшись, Дон вешает ружье на плечо и кричит в рубку:

– Пора идти в бейдевинд, Зак!

Когда он спускается в рубку, Зак спрашивает:

– Ты кого-то подстрелил? Они сбросили ход и ушли восвояси.

Тяжело опустившись на мягкую скамью, Дон испускает глубокий вздох и смотрит, как сын управляет судном.

– Не сбавляй ход. Ты все делаешь правильно. Нам нужно выбираться отсюда.

Зак смотрит на него через плечо.

– Так ты кого-то убил? – Голос его дрожит, и Дон боится, что это от возбуждения.

– Нет, – говорит он. – Хватит уже смертей.

* * *

Дону тридцать пять лет. В его мечтах уже не танцуют одетые в бикини женщины. К этому времени он уже женился на Марии и развелся с ней. Он не знает, что именно пошло не так, но это не имеет значения – в его мечтах нет места нестабильным отношениям.

Загорелые тела на пляже он променял на мягкое покачивание «Южного креста», стоящего на якоре в девственном заливе, где судно почти со всех сторон окружает белый песок. Вода настолько чиста, что можно видеть скользящих по дну скатов.

С возрастом к нему приходит спокойная стабильность. То, что следует дальше, уже не меняется: он рано встает и, сидя на носу судна, смотрит, как, постепенно бледнея, с неба медленно исчезает Млечный Путь. В отдалении медленно восходит солнце, накрывая гребни крошечных волн ковром сверкающих алмазов. Его сын находится рядом, он спит внизу.

Дон закрывает глаза, вдыхает запах соленой воды и слушает музыку джаза, сливающуюся с криком чаек, хлопаньем парусов и плеском волн.

* * *

Млечный Путь исчез, похороненный под пеленой серого пепла. Тем не менее Дон каждое утро проводит на палубе «Южного Креста», надеясь застать восход. Он смотрит на часы. Уже тридцать минут как рассвело, и горизонт теперь темно-серый, а не угольно-черный. Он прищуривается, но солнца нигде нет. Единственная разница между днем и ночью заключается в оттенках угнетающего серого цвета, господствующего от горизонта до горизонта. Судно окружают куски черного стекла, разгневанное море уже не первый месяц не хочет успокоиться или стать голубым. Правой рукой Дон потирает лицо, затем встает, стараясь без содрогания смотреть на пляшущие волны, и направляется вниз, чтобы разбудить Зака. Еще один день. Не светлее, не яснее, не лучше предыдущего.

* * *

Первый шторм пришел в момент падения астероида – словно Земля содрогнулась от боли. Когда подул ветер и море разбушевалось, Дон решил, что яхта сейчас разлетится на куски. Судно швыряло вверх, вниз и в стороны, но через несколько часов море успокоилось, и они с Заком принялись подсчитывать ущерб и залечивать свои ушибы и царапины.

Из разбитых окон сильно дуло, но они закрыли их кусками фанеры, выдранными из облицовки днища, а кливер[43] Дон починил без особого труда. Самой большой потерей стал бассейн для сбора дождевой воды, который оторвался и улетел в море. Его заменили одним из пластмассовых контейнеров.

К следующим штормам они подготовились получше, но из каждого оба выходят со ссадинами и синяками, а судно все больше повреждается. Самое скверное, что Дон вывихнул при этом плечо. Он изо всех сил старается не испугать Зака, но часами страдает от жесточайшей боли после того, как сорвавшийся трос выбил его руку из сустава, причем при каждом ударе волны вывихнутая рука трется об окружающие кости.

Когда море успокаивается, Зак начинает распоряжаться с такой целеустремленностью, которую Дон раньше наблюдал только изредка, в промежутках между долгими периодами депрессии и затишья. Он ставит ногу на ребра Дона и сильно тянет отцовскую руку. Дон кричит, затем раздается громкий щелчок и наступает тишина.

Дон потратил столько энергии, настраивая Зака на позитивный лад, что его собственная жестокая депрессия, понемногу проникая в его сознание, наваливается и поражает его, когда они сталкиваются с еще одним штормом.