Глава 4
В пятницу Виктор оттаскивает меня в сторону, схватив за локоть и уводя темному актовому залу, в сторону которого Каллум уже метает вопросительные взгляды. Места, которых касается Виктор, горят огнем. Это ощущение заставляет меня захотеть вывернуть желудок наизнанку.
— Мы готовы назвать свою цену, — говорит Вик, наматывая круги вокруг меня, словно акула. Я улавливаю его запах. Некая смесь бергамота, табака, янтаря и мускуса. Этот дикое сочетание ароматов сейчас вызовет у меня дрожь по всему телу, так что я прикусываю язык, чтобы скрыть это. Не дай Бог, Виктор или любой другой Хавок узнает о том, какую реакцию может вызвать одним лишь своим внешним видом. Они недостойны признания в своей красоте. Хотя, только слепой не заметит, что все они до одного, красавцы. Я признаюсь в этом. Но им не следует знать о том, что я об этом и так знаю.
— Наконец-то, — я сплевываю, потому что грубость и отвратительное поведение было заучено мной наизусть, а вовсе не было в моей крови с рождения. Я никогда не хотела быть такой. Желание завладеть чем-то, эта злость внутри. Не то, чтобы мне было из чего выбирать. Для того, чтобы мои сестры были в безопасности, мне пришлось приноровиться к жестокости мира, в котором я увязла по горло. — Как ты и сказал, кончай ходить вокруг да около. Назови цену прямо сейчас.
— Что с тобой случилось? — спрашивает Виктор, слегка наклонив голову в сторону. В его глазах пляшут таинственные тени от школьного театра. Школа Прескотт не получала должной финансовой поддержки в течение долгих лет, но мисс Китинг надрывает задницу каждую осень, чтобы собрать деньги на художественные программы. Она считает, что художество может исцелить истерзанные души. Сперва это может показаться чем-то реальным, но на деле — непрактичным. Никто нас не спасет, отбросов общества.
— Ты была такой… — он протягивает руку и поправляет прядь моих волос, отпуская темную ухмылку в моем направлении. — Миленькой.
— Вы случились, — бросаю я, даже не дрогнув. С переднего ряда раздается смешок Хаэля, который печатает что-то в своем телефоне, вероятно, какой-то девице. Из всех парней, он — самая настоящая шлюшка, положа руку на сердце. Оскар сидит на краю сцены со скрещенными ногами в коленях. Снова в своем айпаде.
— Так какова моя цена?
— Семь человек, личности которых неизвестны, — проговаривает Оскар своим мягким, но опасным до задницы голосом. Он словно бутылка коньяка, которой хватило бы, чтобы забыться. С такими сладкими, полными губами это было бы легче легкого. Они могут погубить тебя при неправильной дозе, но все пройдет быстро. — Один из них, очевидно, твой папочка коп.
— Он не мой папочка, — ощетиниваюсь я, превращая слова в сухие ветки, беспощадно разрушающие всю магию теплых времен года в один миг. Я никогда не была так неумолима касательно любой другой вещи в моей жизни.
Вик невозмутимо наблюдает за мной, когда Каллум перестает дурачиться, стянув маску Призрака Оперы со своего лица, с громким звуком щелкнув резинкой по коже. Аарона снова нет, его отсутствие говорит столько же, как и любые слова, произнесенные им, будь он здесь.