Я шагаю прямиком к школе в понедельник, полностью готова заключить пари. Я опоздала, и школа уже закрыта для входа. Теперь мне нужно отметиться в офисе, подождать, пока откроются ворота, и пойти на первый урок. У меня совсем вылетело из головы, что мы сейчас вовсю тренируем броски, так что следующие несколько часов я провела в поисках подходящих предметов для броска и училась использовать их в качестве оружия.
Учитель явно недоволен моими первыми попытками, когда я предлагаю продырявить задницу стрелка карандашом. Но, по крайней мере, ему не приходится долго скрывать свою неприязнь ко мне, потому что нас прерывает звонок на школьный ланч. Я отправляюсь искать Хавок по всему кампусу.
— Скорее всего, они на заднем дворе у мусорных баков курят травку, — предполагает Стейси Лэнгфорд с очевидной жалостью в голосе, наблюдая, как я ношусь в поисках парней.
Она едва ли сказала мне пару слов с того момента, как перевелась сюда пару лет назад. Что-то мне подсказывает, что она боится, как бы я не нарисовала на ее спине мишень и не передала пистолет Хавок. Несмотря на то, что она заправляла местным царством, она не так уж и плоха. Измываться над учениками не входило в список ее хобби.
— Спасибо.
Я выхожу на улицу и сразу же натыкаюсь на пятерых парней, все в черном, курящих сигареты вокруг ретро автомобиля, явно неподходящего сюда, на грязную парковку. Ставлю на то, что тачка Хаэля. У него крепкая любовь к винтажным авто.
— Милая машинка, — говорю я, и он фыркает и встает, чтобы стряхнуть сигарету в мою сторону. Этот дерзкий жест заставляет меня стиснуть зубы. В другой школе, в другой жизни он мог бы стать королем элиты, говнюком, держащим в страхе всю школу, пока его готовят ко всей той роскоши, что может преподнести жизнь. Но это чувство — желание, чтобы твое имя имело вес, не так-то просто исполнить, потому что я точно знаю, что имя Хаэля Харбина не стоит и цента. В тот день, когда моя мать потеряла дом, который мой отец купил для нее, мы провели ночь в приюте для бездомных.
— Милая машинка? — он облокотился на крышу, постукивая по вишневой двери своими татуированными костяшками, пока его медово-коричневые глаза сверкают. Его кожа пахнет свежестью и кокосом, еще я чувствую нотки моторного масла. Его запах отличается от запаха Вика. Мои глаза, словно по команде, перемещаются в его направлении, и я обнаруживаю, что он уже внимательно следит за мной. Возможно, ждет моего ответа. Он думает, что я откажусь. Так нахрен же его. Его, и его друзей идиотов, а вместе с ними всю эту Хавок-штуку. Заказать работу, услышать цену, внести оплату и бла-бла-бла. Я собираюсь внести свою долю впервые, пока парни Хавок выполняют свою часть на протяжении уже трех лет.
— Это Камаро 67 года. С нее нужно пылинки сдувать и поставить в стеклянную коробку, черт возьми.
— Ее решетка отличается от машин, выпущенных в 67, — говорю я, делаю жест на ее заднюю часть. — Она слишком широкая, скорее всего, 68 год. Но точно не 67.
Хаэль пялится на меня с мгновение, а затем ухмыляется. Что ж, надеюсь, он впечатлен, потому что я ни хрена не знаю о тачках. Я как-то слышала, как он говорил с тем парнем из магазина, по дороге в уборную на прошлой неделе.
— Умная цыпочка, — бросает он, оглядывая меня. Его глаза пытаются разгадать меня. В отличие от Вика, он зацикливается на моем внешнем виде, а не пытается залезть мне в душу, используя свои серые глаза в качестве смертельного оружия. Зато его взгляд останавливается на моих узких кожаных штанах и черной майке
— Что ты предпочитаешь? Камаро или байк? — он вытягивает палец в сторону мотоцикла Вика, пока я бросаю скромный взгляд на блестящий одноименный с моей футболкой байк. Для таких бедных мальчиков даже удивительно, что у них есть такие механические звери.
Самый напрашиваемый вывод — они либо угнали их, либо украли деньги, чтобы по частям заполучить их.
Контроль, которым обладают парни, не ограничивается только школой Прескотт. Я в курсе, что у них есть несколько знакомых группировок таких же придурков, которые управляют городом. Да, немного пугает, если подумать, что эти семнадцати и восемнадцатилетние подростки имеют собственные банды. Если они сейчас оставляют за собой один лишь хаос, то что будет через пять лет? Или десять? Если они, конечно, продержатся так долго. Как по мне, они живут, глупо надеясь на то, что их срок правления будет продолжаться еще неопределенное количество времени.
— Я пришла не для того, чтобы обсуждать тачки и байки, — я сбрасываю бомбу, глядя на Вика, Каллума, Оскара и Аарона, сидящих на нижних ступенях, к которым еженедельно доставляют еду в кафетерий. — На самом деле, я пришла, чтобы…
— Нет.
Вик произносит всего одно слово, оно звучит тихо, словно ветер шелестит на парковке. Но оно достаточно мощное, чтобы прервать все последующие разговоры.
— Я сказал, что у тебя неделя, — он смотрит мне прямо в глаза, и я понимаю, что это не что иное, как очередная проверка.