Хаос в школе Прескотт (ЛП)

— Я не могу оставить ее с ними, — на автомате отвечаю я, и Вик вскидывает бровь. Мой желудок скручивается из-за бушующего беспокойства, и дело вовсе не в Хизер, которая останется с Хаэлем. Перевожу на них взгляд, и становится совершенно очевидно, что ей здесь комфортно. Блять. Нет, вся эта тревожность, что сидит внутри связана только с тем фактом, что вчера Виктор швырнул меня в стену.

— Да? И почему же? — он бросает мне вызов, но мне нечем ему ответить, и он это знает. — Вот. Надень это, — он бросает мне сумку с новой одеждой как раз перед тем, как входят Оскар и Каллум. Первый смотрит на меня с любопытством, а на его губах расцветает пугающая улыбка, когда же Каллум шагает прямиком на кухню.

— Выглядишь… помятой, — комментирует Оскар своим мурлыкающим голосом, который явно от мира сего. Он звучит, как павший принц или что-то на подобии. — Думаю, что так ты мне нравишься куда больше — уязвимая, грязная и одета в спортивные шорты Вика.

— Да пошел ты, — быстро нахожусь я, поднимаясь на ноги, и устремляюсь в ванную на первом этаже. Как только щелкает замок, я выворачиваю сумку наизнанку и вижу черную юбку, белую блузку, красные туфли на каблуках и некоторые украшения, которые, как я могу предположить, были украдены. Здесь также есть новый кружевной бюстгальтер и трусики с причудливым крестообразным узором сзади, который определенно вопьется мне в зад.

Мой рот превращается в узкую полоску, но я все равно надеваю эту одежду. Здесь даже есть несколько продуктов для нанесения макияжа — довольно дорогих продуктов, еще зубная паста и расческа в сумке, которыми я пользуюсь перед тем, как обновить подводку для глаз и помаду. Маленький бутылочка ибупрофена выпадает из сумки, и я хмурюсь. Должно быть, Вик положил его для моей раны, но, честно говоря, он нужен мне куда больше для того, чтобы усмирить боль между ног. Я беру две таблетки, смотрю в зеркало и понимаю, что выгляжу как долбаная секретарша, значит, это подойдет.

Прощаюсь с Хизер, но она едва поднимает голову с груди Хаэля, так что я выхожу на улицу.

Вик стоит и курит очередную сигарету, предлагая мне затянуться, держа ее между длинными пальцами. Он тоже одет, как среднестатистический адвокатик, волосы зачесаны назад, а тату на руках невозможно не заметить, несмотря на попытку их замаскировать.

— Так значит нож Каллума, ха? — как бы между прочим спрашивает он, до сих пор толком не посмотрев на меня. Какая-то часть меня хочет влезть в ссору, просто чтобы поддерживать его в тонусе, чтобы привлечь его внимание. — Готов поспорить, что чувствовала ты себя в моменте просто потрясающе, так ударить Кали ножом.

— Я облажалась, — признаю я, пробегая пальцами по только что заплетенным волосам. — Что придется заплатить Аарону за ошибку?

— Кали почти не пострадала, и мы знаем нескольких людей за решеткой.

Виктор наконец-то переводит на меня взгляд своих темных глаз, и я дрожу от того, каким напряженным он кажется.

— Все в порядке, просто в следующий раз, когда решишь выкинуть подобное дерьмо, сначала обсуди его со мной. Хочешь устроить один на один с Кали, мы можем это устроить. Но я бы предпочел, чтобы об этом никто не знал.

Мы проводим целую минуту стоя в тишине, перед тем как Вик бросает бычок в траву, и я следую за его костюмом. Он забирается на мотоцикл, и я проскальзываю его за спину, когда до моих ушей доносится его глубокий голос и проходит через меня.

— Ты на противозачаточных? — спрашивает он, и я скалюсь. Конечно, мы не можем просто игнорировать вчерашний день.

— Нет.

Еще одна молчаливая пауза, потом раздается его ворчание, и он заводит двигатель. Мы трогаемся с места, моя щека прижалась к его спине, а сердце стучало где-то в горле. Это слишком, быть вот так к нему прижатой. Ты заставила его вчера себя трахнуть, говорю сама себе, не уверенная, действительно ли я достойна наказания или же просто проверяла его, чтобы узнать, сделает ли он это.

В любом случае, эти мысли отвлекают меня, когда мы минуем район среднего класса Спрингфилда под названием «Оук Ривер Хайтс». Если какой-то район, торговый центр или школа имеют слово «Оук» в названии, значит, это высший класс.

Мы подъезжаем к предполагаемому дому матери Вика — белый особняк в стиле греческого возрождения, с двухэтажным крыльцом и массивным дубом во дворе. Когда в 1890 году город был только основан, это был один из способов обозначить уровень своего бизнеса и богатства — посадить дубы вокруг собственности. Таким образом, название вполне себя оправдывало.

— Твоя мать живет здесь? — спрашиваю я, но Вик качает головой, слезая с мотоцикла, и оглядывает дом с хмурым взглядом, который явно выбивается из образа «у-меня-все-под-контролем».