Хаос. Закон. Свобода. Беседы о смысла

Затем я подумал, что, может быть, мне поможет метафизика. У меня оказалась только одна хорошая книга по метафизике, это был немецкий трактат, и я был в какой-то мере вознагражден, встретив в нем целое примечание о красоте: примерно на полторы страницы таким мелким шрифтом, который почти невозможно прочитать.

Я вам все это рассказываю не для того, чтобы просто потянуть время или найти оправдание своему незнанию темы. Но разве это не примета нашего времени, что красоте не нашлось места в словаре толщиной чуть ли не полтора метра, в котором содержится огромное количество информации об огромном количестве вещей? Что ей не посвящено ни строчки в двух трудах по психологии и всего лишь одно примечание в немецкой книге по метафизике? Разве это не крайне любопытный факт и не результат того, что с течением столетий мы постепенно стали считать красоту не чем иным, как субъективным опытом, не имеющим никакого иного смысла? Чем-то чувственно воспринимаемым без какой бы то ни было объективной основы или критериев и, следовательно, неактуальным, чуть ли не аутистическим проявлением?

Такие аутистические проявления вполне могут быть широко распространенными. Все мы можем увлекаться подобными реакциями, и тем не менее авторам очень разных книг они представляются невыразимыми и бессмысленными. Но все же, повторюсь, это чрезвычайно распространенный опыт, и он играет важнейшую роль в жизни, поскольку многие наши суждения – это суждения о красоте не только в отношении видимых вещей, но и в отношении нравственной оценки. Мы говорим о красивых поступках и рассуждаем с позиции красоты или уродства о человеческих ценностях, которые имеют отношение не только к внешнему миру.

* * *

Пытаясь понять, что люди имеют в виду под красотой, мы, разумеется, обнаруживаем существенные различия в подходах. Например, я помню две работы Эдгара По, два эссе о красоте, в которых изложены его философия и его понимание. В обеих работах раскрывается одна общая уникальная мысль: нельзя назвать красивым то, что несопоставимо с мерой человека. Все, что слишком мало, вызывает у человека чувство сдавленности. Оно душит, давит, словно смирительная рубашка, и потому не может восприниматься как красота. Другая крайность, которая мне кажется гораздо более серьезной: все, что слишком велико или слишком масштабно, все, что заставляет человека столкнуться с чем-то большим, чем он сам, нельзя назвать красивым. Оно вызывает ощущение ужаса, трепета, собственной малости, уязвимости, опасности для себя и, следовательно, должно быть признано некрасивым. В своих двух работах По описывает два поместья, которые, с его точки зрения, воплощают подлинную красоту. Статьи довольно длинные, и поместья, о которых идет речь, показались мне весьма тесными и убогими, так что я не буду приводить их подробную планировку, однако принцип состоит в том, что если у дома есть аллея, она должна поворачивать и заканчиваться тупиком до того, как смотрящий на нее человек почувствует страх пространства. Если есть возвышенность, то она должна быть такова, чтобы контролировать ощущение высоты. Если открывается вид на окружающее пространство, то это пространство должно быть ограничено, чтобы не охватило ощущение беспредельности. Иными словами, чтобы ни на одно мгновение, ни при каких обстоятельствах не столкнуться с осознанием собственной малости по сравнению с чем-то, что слишком широко, слишком велико или слишком масштабно.

Для меня такая позиция – как раз таки отрицание роли и значения красоты не только в связи с Богом или богословием, но даже и в связи с человеческим измерением. Потому что если бы мы приняли подобный подход и могли каким-то образом создать для каждого из нас мир, который полностью удовлетворял бы таким требованиям – услаждал бы наш взор и не нарушал бы ощущения безопасности и границ, – это был бы чудовищный мир, из которого не было бы никакого выхода. Мы бы сделали все, чтобы никогда не столкнуться ни с величием, ни с чем-либо, что отличается от нас самих или ставит под угрозу наши безопасность и спокойствие.