Хаос звезд

Сет и Гор продолжали бросать друг другу вызов перед судом Богов. Они воевали, нелепо проявляя свою силу и хитрость, как, например, во время зрелищного номера, включавшего выяснение, кто сможет оставаться под водой также долго, как бегемот. Это состязание привело к тому, что мама была свергнута с трона. Но, очевидно, ненадолго. Богов ужасно трудно убить. В конечном счёте, именно Осирис положил конец соревнованиям между Сетом и Гором, угрожая затащить всех в преисподнюю, если они не перестанут соперничать. Правда, отец сказал немного иначе.

— Прекращайте или обоих посажу под домашний арест.

Мы едем молча, пока показываются горы и не принимают нас в свои извилистые объятия.

— Так не можешь или не хочешь? — Спрашивает Рио.

— Что? — Отвечаю я, прижимаясь лбом к оконному стеклу. Я пытаюсь втягивать его холод в голову, позволяя ему высушивать всю воду, оставшуюся в моей душе.

— Ты говоришь, что не можешь, потом говоришь, что не хочешь. Так что из этого?

— Не могу. Не буду. Не хочу. Всё равно что. Давай помолчим, хорошо? — Если так тяжело обрывать всё в зачатке, то я, даже боюсь представлять, что со мной позже может сделать конец всего этого. Я просто хочу домой и спать.

В последнее время спать не особо и получается.

— Нет, вообще-то, не всё равно что. Если ты не хочешь, в смысле, если я искренне не привлекаю тебя, не можешь думать обо мне иначе, чем о друге, и тебе противна мысль о прикосновении ко мне, тогда я бы понял, и я бы больше не стал поднимать этот вопрос. Но ты же не думаешь так.

— Откуда тебе знать? — Резко спрашиваю я.

— Потому что я симпатичный.

Я быстро поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Он улыбается так, будто чрезвычайно доволен собой.

— Не такой уж ты симпатичный.

— Я симпатичен тебе. Я вижу всё так. Дело в том, что ты не хочешь, чтобы я целовал тебя бессмысленно. Идея бессмысленности пугает тебя.

— Ты невероятен.

— Конечно, а как иначе?

— Невероятно высокомерен.

— Не высокомерен. Уверен в себе. Это разные вещи.

— Но разницу ты точно не усёкаешь. Давай ещё раз. Не важно, какие у меня причины, потому что они мои, и они не изменятся. Так что ты можешь либо стать моим другом, либо проваливай из моей жизни.

— Хмм. — Он уклончиво поднимает брови. — Что говорила твоя мама?

— Что?

— Днём, по телефону. Что она говорила, из-за чего ты так расстраиваешься?

— Не твоего ума дело.

— Друзья. Моего ума, если кто-то доводит моего друга до слёз. Я беспокоюсь. Она… ты приехала сюда, потому что оставаться с ней небезопасно? — Он спрашивает аккуратно, словно разговаривает с раненым животным, о том, что не знает, как правильно формулировать.

— Нет! Не так. Она отослала меня сюда, потому что беспокоилась обо мне.

— Трудная любовь?

— Нет, она боялась, что что-то страшное может случиться, если я останусь в Египте. Она… как бы верит в мистику. И ей снились плохие сны. Всё это глупо звучит.

— Нет, — говорит он серьёзным тоном. — Я понимаю. Я думаю, что людям стоит уделять больше внимания своим снам. Мы получаем отовсюду разного рода сигналы и прочую информацию, которую наш мозг не успевает обрабатывать, тогда за это дело берётся наше подсознание.

— Думаешь, плохие сны — это достаточное основание для принятия серьёзных решений?

— И хорошие сны тоже. Особенно хорошие сны. Ты так не думаешь?

— Нет. — Я задумываюсь о всех тех снах, что видела за последнее время. Сны о поглощающей темноте и о том, как всё вокруг рушится, пока я… бездействую. Правда ли, что я чувствую себя виноватой, что не поклоняюсь родителям так, как они хотят того от меня? Не думаю. Я думаю, что всё, что я чувствую — злость. Но… Может быть. Я не знаю. Надеюсь, что нет.

— Хорошо, не сердись, но мне кажется, что твои родители переживают за тебя. Они пытаются максимально защищать тебя.

— Ну, да, только им нет дела до меня. Это самое простое решение, и они его приняли.

— С чего ты так уверена, что им нет до тебя дела?

— Не могу объяснить. Да и не имеет значения. Но, уж верь мне. Вся папина работа, вся его жизнь связана с тем, чтобы заботиться о людях, и он настолько погряз в этом, что ничего не знает обо мне. Он, даже не живёт в моём мире. А моя мама, вся такая мать-героиня, но когда доходит до дела, она ничего не делает для меня. Я для них лишь средство к достижению своих целей. На время.

Они не любят меня. И никогда не любили.

— Я не думаю, что ты знаешь, о чём говоришь, когда рассуждаешь про любовь. Что это для тебя?

— Ну, из твоих слов следует, что я не знаю, что это.

Он улыбается.