Характеристика

Тогда встанет Горанчев, переставит без всякой необходимости стакан перед собой, оглядит всех и начнет: — Товарищи… — и в голосе его почувствуется дрожащая нотка. — Повод, который сегодня свел нас здесь… Нелепая случайность отняла у нас нашу Небебе… — Тетушка Стаменка всхлипнет в плечо Васко, он и сам едва сдерживает слезы. — Ее молодая жизнь останется замурованной, как невеста мастера Манола из народной песни… Наш невероятно тяжелый объект принял дорогую жертву. — Горанчев мучительно подбирает слова, никогда раньше его мысли не были такими отрывочными, такими нестройными… «Волнуется, смущается», — отметит Васко и поищет глазами Яневу. Молодой следователь смотрит спокойно и строго. — Мне трудно говорить, — оправдывается Горанчев и продолжает: — Вы знаете, как мы все любили ее и как сейчас глубоко переживаем, вспоминая, как красивый порыв, — именно так скажет Горанчев, это вполне в его духе, — красивый порыв толкнул ее к неразумному поступку, который стоил ей жизни… Мы будем помнить нашу Небебе, потому что… — Потому что ее убили! — крикнет Верча и громко зарыдает. — Молчи! — строго остановит ее Стаменка. Но техник не остановится: — Почему молчи? Я не буду молчать! — Она встает со скамьи, не может говорить сидя, такой характер. — Нелепая случайность? Так ли? — Успокойтесь, Добрева! — Голос Горанчева звучит сухо и властно. И совсем другим тоном он, обернувшись, скажет своей жене: — Эви! Дай ей что-нибудь, пожалуйста!

Эвелина не шевельнется.

Верча закроет лицо руками и станет ходить взад и вперед за спинами рабочих, от одного края стола к другому: — Вот и некролог состряпали, с красивыми словами! Выпьем за ее память! Потом закусим! А потом? Что потом, инженер Горанчев? — Верча, нам всем тяжело, — скажет овладевший собой Горанчев, но она не обратит внимания: — Снова за работу! Строим трассу! Ночью ложимся и спим спокойно! А в один прекрасный день едем в суд, где инженер Петринский должен будет ответить за гибель Небебе! Почему он? Почему не вы, инженер Горанчев? — Я был против подвесной дороги, это все знают, — мягко и с полуулыбкой защищается Горанчев.

— А почему тогда теперь ее используете? Почему тогда трос не выдержал, а сейчас выдерживает намного более тяжелые грузы? — Верча кричит, обращаясь к Горанчеву и ко всем другим: — Почему вы молчите? Ребята! Сандо! Или каждый из вас не сомневается в душе? Кто убил Небебе? Разве инженер Петринский? Может быть, кто-нибудь скажет, что он?.. — После повернется к следователю: — Тут произошло много чего, товарищ Янева, много…

— Да, знаю, — тихо скажет гостья, и это будет правда, потому что она ведь не тот старик, она-то… — Я уже говорила с большинством из вас. — Но Верча не успокоится: — Кто-то пытался убить главного инженера. Тот промолчал, хотя подозревал, кто это мог быть… Может быть, потому, что это было из-за меня… Ты! — показала она на Динко. — Ты пытался его убить. Почему ты молчишь? Ты ведь считаешь себя мужчиной, настоящим, сильным мужчиной, достойным человеком? — Но это ваши личные взаимоотношения. Я думаю, неудобно в такой момент… — не даст ей закончить Горанчев. Тут уж не выдержит Сандо: — Отчего же неудобно, товарищ инженер? — спрашивает он. Горанчев пытается объяснить, дескать, собрались на поминки, а не на суд. — А что, поминки разве не по Небебе? — все так же хрипло бросит бригадир. Горанчев вспыхнет, изобразит такое душевное волнение, что станет даже страшно за него: — Думаю, вы не допускаете, что кто-то хотел умышленно убить Небебе? — Он разводит руками и горько улыбается. — Но за что? Она ведь была самое безобидное существо!

И вот тогда наносится неожиданный удар в спину: — Я думала, у тебя больше храбрости. — Все повернутся к Эвелине, а Горанчев весь вспыхнет: — Эви!.. Эви, ты?! Как ты можешь?.. — Последние дни они часто были вместе с Динко. Эвелина скажет о том, что наверняка замечали и другие. Горанчев спешит опротестовать, но как-то уж очень виновато: — Но это по работе! — Не по работе! — Эвелина готова на все. Настал миг ее великого бунта и ее окончательного освобождения. — Ты ненавидел Васко, и Динко тоже его ненавидел. Ты говорил, что, если я уйду к Петринскому, ты еще себя покажешь! — Но это совсем о другом! — Это все о том же! — Теперь Горанчев меняет линию защиты: — Я не могу отвечать за поступки человека, ослепленного ревностью!

Динко вздрогнул, хотел было встать, но остался неподвижным. Рука его зло сжалась, и он поспешно убрал ее под стол.