Характеры

Итак, первоначальный характер — это сумма типовых физических свойств; характер — это наружность. И наружность зверя, а не человека. И вот почему в VII в. до н. э., в архаической поэме Симонида Старшего, первыми характерами людей наделяются женщины — эти, по представлению рабовладельцев, примитивные существа, переходные от животного к человеку. Мужчина еще не может в ту эпоху обладать «характером»: им наделяется, кроме женщины, отрицательный типаж эпоса, а в драме это раб, получающий маску уродливой наружности. Но маска, как наружность, и есть характер; одно неотделимо от другого.

5

Этика и комедия строят одинаковый типаж в силу одинаковых идеологических предпосылок. Такой же параллелизм существует между физиогномическим и гомеровским портретом в эпосе, симонидовским в лирике. Но какой путь проделал характер от Гезиода, с его обрисовкой нравов пяти поколений, и до Теофраста! В художественной литературе действующие лица, перестав быть богами и героями, стали ко второй половине V века людьми, и произошло это только в политической комедии типа Аристофана, да, может быть, в миме Софрона, потерянном для нас. Одновременно, со времен софистов, и философия спускается от божества к человеку. Интерес к человеческой психике переживает особый рост у трагиков и философов, создающих системы этики. Натурализм IV в. выдвигает проблему характера, как сумму будничных свойств «бытового» человека. Психический анализ углубляется за пределы наружности, внутрь аффектов. Аристотель так же анализирует в философии страсти людей, как Еврипид это делает посредством художественного метода. Две линии продолжают идти параллельно. Одна — это выросшая из физиогномики наука о характере человека, как о свойствах души, проявляемых уже не в наружности, а в поступках и в словах. Другая — это литературная комедия, выросшая из балагана, комедия нравов, типа, характеров; веком позже к ней присоединится мим Герода, а в римскую империю — роман Петрония. Под каждым характером, в философии или в художественной литературе, прощупывается стоячая маска. В народном фарсе, как и в физиогномике характер еще продолжает пониматься поверхностно и чисто-внешне: фарсово-балаганный типаж, комедийный типаж, носит маски на лице и имеет атрибуты наружности, соответствующие тем, которые являются физическими чертами характера в физиогномике. Это трусы, болтуны, шуты, обманщики, деревенщины, хвастуны не в этическом смысле, а в масковом; анализ показывает, что «трус», «болтун», «дурак», «скряга» и пр., как понятие и термин, некогда имели иной смысл в еще племенной, доклассовой драме. Когда же эти трусы, хвастуны, дураки, болтуны и пр., появляются у Менандра, они качественно иные, не те, что в балагане; здесь это характеры и типы в социальном значении, в значении психологическом, хотя маска и очень дает себя знать. Так и Теофраст, давая характер в этическом смысле, срисовывая своих реальных современников, формально зависит от стоячей физиогномической маски, ставшей маской психической.

И две линии, не пересекаясь, идут рядом и дальше. Теофраст описывает тридцать характеров, а из ряда сохранившихся названий греческих комедий мы знаем, что были такие, как Хвастун, Ироник, Брюзга, Недовольный судьбой, Деревенщина, Невер, Суеверный, Злолюб, Льстец, Женоненавистник, Хлопотун и мн. др., номенклатурно совпадающие с «характерами» Теофраста.

6

Итак, для Теофраста каждый человеческий характер — это сумма душевных свойств, проявляющихся в поступках и словах. Так он почти каждое описание и начинает: прежде всего идет отвлеченное определение свойств в духе Аристотеля. Здесь, в этих определениях, нужно оценить их этическую подачу: прогресс, по сравнению с физиогномическим и симонидовским портретом здесь в том, что характер рассматривается, как сумма психических свойств, а внешнее проявление характера как выражение этих свойств души в поступках и словах. Прогрессивны и эти «поступки и слова», так как они уже заменяют маску наружности. В этих определениях Теофраст вполне ученик и последователь Аристотеля. Но вот нужно дать и самые «поступки и слова». Идет иллюстративная часть, рассказ, в котором человек показан, как носитель данного свойства; его слова и поступки приводятся для того, чтоб демонстрировать проявляемое в них душевное свойство. Таким образом, и человек, как конкретно ни подает его Теофраст, еще лишен в «Характерах» индивидуальности; это только пример, типовой случай для вскрытия отвлеченного свойства. Теофраст, изображая группу болтунов, группу скаред, группу негодяев и т. д., вносит сюда довольно тонкие отличия, которые могут быть приняты за шаг вперед по направлению к индивидуализации. Это большой прогресс по сравнению с физиогномикой, но преувеличивать его нельзя; человек, как личность, еще не виден в рабовладельческом обществе ни художнику, ни ученому.