Харама

— За сколько? А почем, ты думаешь, в Мадриде костюмы на заказ? За пятьсот песет ты не закажешь и жилета, мой дорогой.

— Ну и что за беда, — ответил Кармело. — Кто говорит «пятьсот», тот скажет и «семьсот»…

— Ну ладно, продолжай. Допустим, за семьсот ты оденешься почти прилично. А потом что? Давай, рассказывай дальше.

— Потом я вышел бы на улицу в новом костюме, напомаженный, с шелковым платочком вот тут, в нагрудном кармане. А? Ну, там галстук, на руке — часы-хронометр, и пошел бы я прогуляться по Гран-Виа. Ненадолго, туда-обратно, и все, потом отдыхать уселся бы на террасе кафе… Как оно там называется? Ну да, «Сахара», на террасе «Сахары». Там развалился бы в кресле и похлопал в ладоши — вот так. — Он показал как. — И тут подбежал бы официант: два пива, самого лучшего и… и жареного картофеля, вот так! Да, и вот еще что — ботинки запылились. Пусть-ка сейчас же пришлют мне чистильщика, чтоб навел блеск на мои ботинки…

Мужчина в белых туфлях посмотрел на свои ноги. Лусио сказал:

— Я так и знал, дружище, обрати внимание, я знал, что так будет.

— Что знал?

— Что прежде всего вы потребуете чистильщика. Я был уверен.

— Это почему же вы были в этом уверены?

— Знал, и все тут. Иначе не бывает. Я давно живу на свете. Обязательно: первое, что приходит к голову всякому, кто говорит о роскошной жизни, — это чтобы кто-то почистил ему ботинки.

— Можно бы приняться и за четвертую бутылку.

— А чем закусывать? — возразила Алисия. — Сейчас нам хорошо бы какой-нибудь аперитив.

— Знаешь что, — сказал Фернандо, — в этой реке водятся раки. Поди попробуй, может, поймаешь.

— Как остроумно!

Себастьян предложил:

— Минуту назад тут вроде бы проходил продавец земляных орехов. Можно взять на пару песет. Вот вам и закуска.

— Неплохая мысль. Где ты его видел?

— Он только что прошел туда, вниз. Такой дядечка в белой куртке и в колпачке из газеты, как у клоуна.

— Погляди, может, увидишь его.

— Тебе, детка, лишь бы поесть… — сказала Мели.

— Так ведь и в самом деле надо, пора уж… Смотрите! Вон тот с орехами! Разве это не он?

Продавец орехов стоял под деревьями возле какой-то компании, солнечное пятно играло на его белой куртке. Фернандо сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Продавец, который в это время получал деньги, сделал знак рукой, что сейчас подойдет.

— Быстро ты его узрела! — сказал Фернандо.

— Она и не то может… когда речь идет о еде.

Алисия рассердилась:

— Да что вы на меня, ей-богу. Будто я обжора какая-нибудь.

— А что тут плохого? Признак здоровья.

Себас на мгновение поднял голову с колен Паулины и поглядел из-за ее спины на соседей по пляжу.

— Кстати, о еде: чувствуете, какой запах там у них от паэльи идет?

— Я давно его почуял, — отозвался Сантос. — Не хотел об этом говорить, чтоб не растравлять вас. Я бы не прочь пойти к ним и узнать, не найдется ли и для меня местечка.

Там, в семье Будды, все дружно работали ложками, поддевая еду прямо со сковороды. «Тут кто зевает, тот воду хлебает», — сказал Будда, захохотав собственной шутке, поперхнулся, шумно закашлялся, побагровел. В роще теперь крики поутихли, из закусочных доносилось радио: «О Португалия, за что я так тебя люблю!..» Тени от деревьев падали на север, в сторону Сомосьерры. Никто уже не купался.

— Так что с этой бутылкой? — спросил Сантос.

Продавец подошел к ним.

— Добрый день, сеньоры. — Он поставил на землю свою корзину, чтобы увидели товар. — Что прикажете?

— Орехов.

— По песете за мерку. — И показал деревянную чашку с железным ободом. — Сколько вам?

— На одно дуро.

— Подожди, Фернандо, — сказала Алисия. — Это мое дело, а заплатит Мигель.

Фернандо продолжал рыться в карманах.

— Что за ерунда! — возразил он. — Скажешь тоже.

— Я же попросила. Вот у меня кошелек Мигеля.

— Сиди спокойно, Алисия, чего тут разбираться. Есть-то мы будем, верно? Ну и хватит!

— Пошли церемонии, — сказала Мели. — А может, ты собираешься угощать только своего жениха?

— Да нет, что ты. Просто потому, что ведь мне захотелось!

— А какая разница?

Фернандо взял кулек из рук продавца и вручил ему пять песет.

— Осторожно, не рассыпьте, — предупредил тот. — Всего наилучшего. — И пошел дальше между деревьями: — Орешки земляные! Жа-а-реные!

Себас повернул голову, не поднимая ее с колен Паулины.

— Лапушка, Паули, почеши-ка мне спину.

— Еще чего?!

— Да очень уж чешется.

— Не надо было столько лежать на солнце. А если я почешу, станет еще хуже. Хочешь, намажу тебя кремом?

— Не хочу мазаться — потом пыль будет прилипать.

— Тогда терпи, милый, ничего не поделаешь. А чесать — ни в коем случае.

Все потянулись к кульку с орехами. Хруст скорлупы заставил Паулину обернуться.

— Тут только не зевай, — сказала Мели. — Не то все прохлопаешь.

— Стыд стыдом, а голод не тетка.

Стоял сплошной хруст, словно работала небольшая крупорушка. Кулек лежал на земле, в центре круга. Скорлупа падала на голые ноги. Фернандо сказал:

— А вот в сороковом — сорок первом из такой скорлупы варили кофе.

— Кто это тебе сказал?

— Сам помню. А еще из сладких рожков и кой-чего похуже. Ужасная была бурда.

— Это уж был не кофе, а бог знает что, — отозвался Сантос.