Харама

— Эта Мели — подстрекательница. Во всем она и виновата. Потом еще рассказывает. А теперь вот Даниэль отказался идти. В общем, сегодня у нас что-то не клеится, это ясно. Попадаем из огня да в полымя.

— Да ты не огорчайся. Трения всегда бывают. Не стоит придавать им большого значения.

— Это верно, но зачем мы сюда приехали: хорошо провести время или ругаться друг с другом? Меня от этого тоска берет. Кому это нужно каждую минуту ждать чего-то эдакого… Мелочи жизни.

— Ну и что, дружище, ты их и принимай такими: все пустяки.

— Но знаешь, после драки я, кроме шуток, хотел взять велик и смотаться отсюда без долгих слов, вернуться в Мадрид. Правду говорю. И, конечно, не сделал я этого только из-за вас: тебя, Алисии да еще двоих-троих.

— Ну и свалял бы дурака. Дело-то не стоит того.

— И Фернандо неплохой друг, но видишь, что с ним бывает. Я тебе скажу, если б не он, а кто другой схватился в воде со мной, я бы иначе с ним обошелся. А ведь все из-за Мели, она была во всем виновата.

— Так что? Она и тебе нравится?

— Мне? Ну вот еще! На что она мне… А после сегодняшнего случая — тем более. Ставлю крест, и точка. Для меня Мели больше не существует. «Привет, как дела?» — или: «Прощай, доброй ночи!» — вот и вся Мели для меня с этого дня. Точка.

— Слушай-ка, что это такое ты говоришь? Зачем ты в бутылку лезешь?

— Только так. Сам потом увидишь. Уже хватит ее глупостей. Где бы она ни появлялась, тут же ссора и бестолковщина. Подстрекательница она и скандалистка, вот она кто.

Мигель улыбался, затягивая ремень.

— Гляди, как ты разозлился. Ну, я готов, а ты?

— Пошли.

Они тронулись в путь.

— А кому, ты говоришь, нравится Мели? — спросил Тито.

— Никому. Разве я про это говорил? Ничего не знаю.

— Минуту назад ты сказал что-то вроде этого.

— Да нет же, нет. Ничего такого я не знаю, да и откуда. Она, конечно, девчонка что надо. Думаю, многим она должна нравиться…

Они поднимались на насыпь по выкопанным в земле, петлявшим по склону ступенькам.

— …Но точно ни о ком ничего сказать не могу.

Они замолчали, потому что подниматься было тяжело, наверху остановились перевести дух и стали оглядываться по сторонам. Вершины деревьев все еще оставались у них над головой. Отсюда видны были плотина и водохранилище. На другом берегу — густые заросли ивняка и падуба, в их тени тут и там устроились группы отдыхающих. Повыше, на отлогом склоне, словно море волновалось — паслась отара овец. Пастух в белесой шапке приблизился к берегу и, опершись на посох, с отсутствующим видом оглядывал людей.

— Ну, а как ты думаешь, Фернандо бегает за Мели? — спросил Тито.

— Может быть.

Железная дорога шла по высокой насыпи, пересекая равнину напрямую. По склонам насыпи карабкались кусты, которые доставали до вагонных колес, а там, дальше, где поднимались холмы, железная дорога, не сворачивая, врезалась в них узким туннелем. Отсюда виден был нижний бьеф плотины. Сотни людей в купальных костюмах жарились на солнце, расположившись на бетонных плитах. На раскаленной полосе скапливались, копошились маленькие людские фигурки — яркая, пестрая мешанина: руки, ноги, торсы, головы, купальники, — полная анархия, ни намека на порядок.

— Пойдем, Тито, нас ждут. Если б они знали, что мы все еще стоим тут…

Ниже плотины река, вырываясь из затворов водослива, вновь обретала стремительность. Там она бежала по неглубокому ложу среди валунов и красных полос отмелей с зелеными пучками пырея. Здесь вокруг было много закусочных — небольшие одноэтажные домики, рассыпанные вдоль реки. Одни стояли высоко, на холме с песчаными склонами, другие — у самой воды, у плотины, так что отсюда видны были только их крыши да увитые виноградом беседки, битком набитые людьми. Отчетливо доносились голоса и взрывы смеха, стук кулаков и кружек о деревянные столы, дым и запах еды; видно было, как под раскидистыми ветвями огромной шелковицы снуют с подносами в руках девушки, меж которыми иной раз мелькал новоявленный официант в белой куртке и с галстуком-бабочкой. В двух закусочных, расположенных на самом верху, мимо которых сейчас проходили Тито и Мигель, собралась публика поспокойней. Здесь за трапезой посетители тихо и мирно беседовали. Мигель и Тито свернули на дорогу, ведущую к шоссе, пошли вдоль проволочной сетки, ограждавшей справа виноградник. А слева от дороги тянулся неогороженный виноградник, куда со всех сторон беспрепятственно проникали ватаги ребят. Старик сторож ничего не мог с ними поделать, только швырял камнями и отчаянно ругался.

— Вот этому воскресенье действительно в праздничек, только пошевеливайся, — заметил Тито.

Ближе к шоссе стояли дома, окруженные глинобитными стенами, на которых сверху блестело битое бутылочное стекло.

— Вот уж это, по-моему, ни к чему, — сказал Мигель, указывая на стены. — Плохим человеком надо быть, чтоб такое устроить.

— Бывают люди, которые воровства боятся хуже лихорадки.