Харама

Вмешался Фернандо, все в том же крайне вежливом тоне:

— Простите, я вам объясню, что случилось. Мы просто пошли прогуляться, поискать наших друзей, и не заметили, как зашли сюда. Вот как получилось.

— В следующий раз смотрите, куда идете, — сказал пожилой жандарм. — Надлежит быть внимательным, чтобы не попасть куда не надо. Есть распоряжение, чтобы никто не отходил от реки, не одевшись как следует, как положено. — Он обернулся к Мели. — Так что, пожалуйста, наденьте на себя что-нибудь, если у вас с собой. А если нет — вернитесь, откуда пришли. Вы уже вовсе не девочка.

Мели сухо согласилась:

— Да, да, мы и так шли обратно.

— Простите нас, — сказал Фернандо. — В следующий раз мы будем знать.

— Тогда — марш! Можете идти, — сказал пожилой жандарм, выпячивая челюсть.

— Всего хорошего, всего хорошего, — ответил Фернандо.

Мели повернулась на каблуках, ничего не сказав.

— Идите с богом, — скучным голосом напутствовал их пожилой жандарм.

Мели и Фернандо прошли несколько шагов молча. Потом, уже не рискуя быть услышанным, Фернандо сказал:

— Ну и фараоны! Я думал, штрафанут нас. Надо же, куда могли уйти денежки, на которые я закажу для тебя песню. Еще немного, детка, и ты осталась бы без песни.

— Послушай, — раздраженно сказала она, — для меня в сто раз лучше выбросить деньги и остаться без песни, чем разговаривать с ними таким тоном, каким разговаривал ты.

— Да ты что? Как это я с ними говорил?

— А вот так: трусливенько, подобострастно…

— Ого, а как, по-твоему, мне надо было с ними говорить? Гляди-ка ты! Чего доброго, ты хотела бы, чтоб я на них окрысился?

— Это необязательно, достаточно чувствовать себя на своем месте, не унижаться, не говорить медовым голоском, улещивая их. Кстати, не о чем было беспокоиться, тебе не пришлось бы платить штраф из своего кармана. Я никому не позволяю платить за себя никакие штрафы.

Мели обернулась: жандармы все еще стояли на дороге и смотрели в другую сторону. Она показала им язык. Фернандо кисло усмехнулся:

— Знаешь, Мели, что я тебе скажу? Не хватить бы тебе горячего до слез. Мне кажется, что в жизни ты понимаешь очень мало.

— Побольше твоего, не думай.

Фернандо покачал головой.

— Ты и представления не имеешь, что это за народ. Они обращаются с людьми точно так же, как с ними обращаются их начальники, только и ждут, чтобы кто-нибудь возмутился или нагрубил им, чтобы тут же засадить его в тюрягу, точно так же, как поступят с ними, если они посмеют нагрубить своему начальству. Каждый, кто чином пониже, ищет кого-нибудь, кто находился бы еще ниже. Слыхала, как он скомандовал: «Марш. Можете идти!» Будто мы в казарме!

— Все равно, Фернандо, я ползать ни перед кем не стану. Лучше раскошелюсь и заплачу штраф, если надо будет, но кланяться не собираюсь. Так я живу, и мне это очень нравится.

— Что бы ты запела, будь ты мужчиной! Скажи спасибо, что ты женщина. Если б вдруг превратилась в мужчину, так сразу стала бы рассуждать по-другому. Иначе тебя выколотили бы, как коврик. Знавал я парней, у которых гордости было побольше твоего, только раза два попали в переделку — и мигом вся спесь с них соскочила. Запомни, что я тебе сказал.

— Да ладно, я не спорю, я все поняла. Твоя правда.

Фернандо посмотрел на нее и, постучав по лбу, сказал:

— Ну и упрямая твоя голова. Тебе надо жениха, который бы тебя обуздал.

— Меня? — изумилась Мели. — Ну, силен! Скорей — я его.

Возле почерневшей кирпичной станционной стены под написанным огромными буквами названием «Сан-Фернандо-де-Энарес — Кослада» зазвонил медный колокол. Третья станция от Мадрида: Вальекас, Викальваро, Сан-Фернандо-де-Энарес — Кослада. Вскоре у платформы, лязгнув буферами, остановился поезд из Мадрида. В полупустом купе третьего класса старик и девушка в желтой кофточке, — у их ног стояла большая сумка из черных и коричневых кожаных ромбов, — попрощались с молодым человеком в белой куртке, который сидел напротив них. «Счастливого пути!» — сказал он. Пока поезд не остановился, он стоял на подножке. Сошли человек десять-двенадцать и разошлись в разные стороны от станции. Вокруг было поле, кое-где виднелись дома. Поезд тронулся; молодой человек остановился у будки, где хранилось станционное имущество, и обернулся: из вагона на него глядели старик и девушка. Он прошел между двумя домами, ему пришлось отодвинуть несколько простыней, развешанных между ними. За станцией в ряд стояли три грузовика, у самых колес в пыли копошились куры. Он прошел мимо колодца. Подальше виднелся стандартный железнодорожный домик, рядом курятник, ящики с петрушкой на окне, скамейка и лоханка для стирки белья. Кто-то издали крикнул:

— Что, к своей девчонке?

Голос был знакомый. Он повернулся.

— А куда ж еще! Привет, Лукас!

— Привет! Приятно провести время!