Харами

Дверца захлопнулась, послышались чертыхания, и через пару минут вылез сам Дима: небритый, помятый, но с неизменной ехидной улыбочкой. Он выставил голубоглазое чудо впереди себя. Чудо держало в руках треногу, а за спиной висел прибор.

-- Вот ваш теперь Попов, - сказал Швецов, - забирай его вместе с ПНВ, и дуйте обратно.

Собственно говоря, надолго зависнуть у комбата я и не надеялся. Все-таки я его неплохо изучил. Но уж на десять минут-то погреться мог и впустить, жлоб этакий. Ни фига...

-- Вообще-то, - сказал я со значением, - мне еще Пятницкий нужен, по личному делу.

Швецов хмыкнул, но бросил через плечо:

-- Пятницкий на выход!

Через несколько минут я увидел заспанную и недовольную физиономию товарища Пятницкого. Он был явно раздосадован пробуждением, а потому взгляд, который кинул на меня, был хмур и неприветлив. Я усмехнулся. Плевать, как он на меня смотрит, пусть вернет мое добро, и думает обо мне все, что ему заблагорассудится.

-- Где мой вещмешок, дружище?

-- Не знаю. Я его отдал Солохе еще в день приезда.

У меня подкосились ноги. Так значит все это время мои родные вещички находились прямо у меня под боком! А я и не знал! А с другой стороны говоря, что-то не наблюдал я их, хотя мы и брезент с Солохи сняли и вообще там часто лазали. Ну ладно, во всяком случае у меня появилась зацепка. Уж у Солохина то я выясню, куда делась моя водка, мои банки с тушенкой и мыльно - рыльные принадлежности.

-- Ладно, - сказал я вслух, - давай сюда вашего ночного снайпера и мы пойдем.

Голубоглазый выступил вперед и улыбнулся доброй швейковской улыбкой:

-- Ну так идти прикажите?

-- Идем, идем.

Строго говоря, можно было бы заглянуть на блок к Хакимову, но вся их гоп-компания меня не слишком вдохновляла. По крайней мере Бандеру я предпочел бы не видеть никогда, после одной неприятной истории с вещевым имуществом. Ну да бог ему судья, а нам пора домой.

-- Как тебя зовут, воин Красной Армии?

Солдат подобрался, и вытянув руки по швам, представился:

-- Евгений Попов, дальневосточник.

Это возбудило во мне нехорошие подозрения и я недобро спросил:

-- А может, ты еще и сержант?

-- Ага, - радостно кивнул мне Попов и осклабился, как будто сказал что-то приятное.

Ничего тут приятного не было. Там, в Хабаровске, их всех скопом загнали в артиллерийскую учебку, где они благополучно занимались парково-хозяйственной деятельностью до переброски на Северный Кавказ.

Само собой, никто градацией кадров не занимался, психологические свойства личности не изучал, и кому, спрашивается, это вообще когда-то бывает нужно? Итог можно было предсказать заранее. Печальный итог.

По прибытии к нам толпа так называемых "сержантов" быстро расслоилась. Наиболее активная и агрессивная часть заняла свою экологическую нишу, в основном паразитируя на своих менее пассионарных земляках, а другая часть та самая, непассионарная, попала под двойной гнет: собственных "пассионариев" и представителей местного населения, включая и ростовчан, и кубанцев. Ну, если сказать проще, то рядовые, вроде Солохи, строили и гоняли целую толпу таких "сержантов", как этот Попов. Происходила не просто так называемая дедовщина, крепко разбавленная землячеством, но и полная дискредитация табеля о рангах.

Уж сам-то Попов надеялся наверняка на лучшее на новом месте, потому он так радостно засобирался со мной на другой блок. А вот я так не думал, но ничего такого, разумеется, бойцу не сообщил. Этого еще не хватало!

Мы потопали обратно к развилке, а когда добрались до нее, то, не останавливаясь, отправились сразу же к нам наверх. Тягач я ждать не стал, и вообще думал, что он уже давно там. Интересно, взял Романцев на меня завтрак или нет? Когда мы доберемся до вершины, есть мне будет хотеться очень сильно, я в этом уже не сомневался.

Чуть в сторону от развилки, по дороге в Ведено, метров через двести триста из горы бил родник. Прозрачный и ледяной. Под струю было подставлено большое железное корыто, откуда воду можно было черпать. Каждое утро саперы расчищали дорогу к роднику от мин, а у меня постоянно возникал вопрос: ну когда и кто их успевает ставить? Ведь каждое утро! И вроде бы простреливаем ночью эту зону, и вообще недалеко от позиций - как умудряются? Умудрялись как-то.

Несколько мгновений я колебался - может быть свернуть, набрать воды во фляжки? Но потом все же передумал: тащиться туда, потом обратно, а еще на гору лезть... Итак уже прошел прилично... Обойдусь.

Попов вообще моих размышлений не заметил, как пыхтел за спиной, так и продолжал пыхтеть.

Однако около спаленного дома он озадачил меня просьбой:

-- Товарищ лейтенант, разрешите обследовать помещение?

-- Чего? - спросил я, - что значит - обследовать? Зачем? И вообще, как ты себе это представляешь.

-- А я охотник, таежник. Следы читаю, белке в глаз попадаю. Разведка это моя стихия.