Харассмент

Инга снова ощутила злость, уже порядком ее утомившую. Она припекала изнутри, как сломавшийся радиатор, а старания написать хоть строчку напоминали Инге попытки распахнуть заклинившее окно в жарко натопленном доме. Однако на этот раз вместе со злостью пришло и новое чувство, похожее на самоотверженность. Типичность ее беды была очевидна. Дело было не в них с Ильей, двух конкретных людях, а в том, что такое могло произойти с каждым. С каждой, мысленно поправилась Инга. Это неожиданно наполнило ее поступок высшим смыслом: она должна была рассказать правду, открыть глаза тем, кто еще не сталкивался с подобным. Уберечь других самонадеянных женщин от произвола мужчин. Инга начала в третий раз:

«Я никогда не думала, что окажусь на этом месте. Думала, это какая-то другая реальность и чужая борьба. А может, и нет никакой борьбы на самом деле. Я была настроена очень скептически, за что теперь расплачиваюсь, ведь именно со мной это все и случилось. Я считаю своим долгом об этом рассказать».

Инга почувствовала, как в ней нарастает решимость.

«Все началось в ноябре, спустя два месяца после моего выхода на новую работу. Руководитель моего департамента Илья Бурматов позвал меня на обед и объявил, что мой испытательный срок окончен и меня берут в штат».

Инга дописала и задумалась. Обеду предшествовал инцидент в баре, когда она, пьяная, гладила Илью по руке. Сущий пустяк на фоне остального, но воспоминание об этом все равно неприятно шкрябнуло по сердцу. Не стоит начинать рассказ с противоречивой ноты, к тому же так издалека; лучше сразу перейти к сути. Инга стерла абзац и напечатала заново:

«Все началось в ноябре. В тот день руководитель моего департамента Илья Бурматов отмечал день рождения. Вечером он позвал меня и нескольких коллег в бар, но когда я приехала, Бурматов был один. Спустя пару часов он вызвался отвезти меня домой. Я не нуждалась в этом и не просила, однако он настоял. Выйдя из такси, он также настоял на том, чтобы проводить меня до дверей квартиры. Все это казалось мне странным, но он сказал, что на улице холодно и прощаться на пороге неправильно. Я хотела скорее попасть домой, поэтому не стала спорить».

Инга не помнила, говорил ли Илья, что на улице холодно. Она точно помнила, впрочем, что холодно ей было: она прятала пальцы в рукава пальто, а ветер дул в спину, пробирая до костей. Да имело ли это вообще значение, главное, они оказались в подъезде. В ее памяти всплыло, как она поднималась по ступенькам, внимательно глядя себе под ноги, и слышала позади шаги Ильи. Она ведь в самом деле недоумевала, зачем он за ней идет, и не понимала, как с ним попрощаться, чтобы избежать неловкости.

«Илья поднялся на мой этаж и дождался, пока я открою дверь. Я не хотела приглашать его в квартиру и ждала, что теперь он наконец-то уйдет. Однако вместо этого он поцеловал меня, прямо там, у дверей, втолкнул в квартиру и стал раздевать».

Инга перевела дыхание. По мере того как она писала, события той ночи, как вспышки, загорались у нее в мозгу. Она помнила отрывочные образы – как Илья стаскивает с нее пальто, как роняет свой пиджак, как она скидывает ботинки и, переступив ногами, чувствует под ними то ли песок, то ли крупинки реагента, а следом с ужасом думает, что Илья сейчас повалит ее на пол прямо в прихожей.

«Я находилась в оцепенении. Он буквально набросился на меня, а я не понимала, что делать. Я не отбивалась и не кричала, просто оторопела поначалу. Сейчас я думаю, что мне нужно было его оттолкнуть, но в тот момент я была так шокирована, что просто растерялась. Я бы сама раньше не поверила, что люди в такие моменты могут впадать в ступор, но представьте себе эту ситуацию получше. Ночь, вы наедине с мужчиной старше и сильнее вас. К тому же это ваш начальник, которого вы привыкли воспринимать соответствующим образом. Я не могла даже как следует осознать происходящее.

Мы занялись сексом. Все произошло очень быстро, а потом он сразу ушел. Я была в ужасе, но рассказать об этом никому не могла. Я ведь сама пришла в тот бар, сама позволила ему себя проводить, не захлопнула дверь перед его носом. Все мы знаем, что у нас принято обвинять женщин. Мне скажут, что я сама спровоцировала, заигрывала и «посылала сигналы», поэтому я решила молчать».

Инга вновь на секунду остановилась. Все же нечестно было утверждать, что она совсем уж не посылала никаких сигналов. Да и нельзя сказать, что она только оторопела, когда Илья на нее набросился. Оторопела, конечно, тоже, но вполне справилась с собой, чтобы отвечать ему. Однако Инга тут же прогнала эти мысли. Она ведь и не обвиняет Илью в изнасиловании, она рассказывает про то, как он воспользовался своей властью над ней.