Харассмент

– Все нормально.

– Опять, что ли, с Бурматовым поцапалась? – предположил Галушкин, возвращая взгляд к экрану и вертя ручку между пальцами.

Его голос звучал так буднично, что в Инге снова всколыхнулась злость: они все думают, что ее ссоры с Ильей – мелкое недоразумение, и даже не догадываются, что это свидетельства его гнилостности и подлости. В Инге словно взревел двигатель. Она должна была открыть им глаза.

– Мы не просто цапаемся. Он меня ненавидит, – торжественно объявила она.

Галушкин хмыкнул. Из всего отдела он и раньше наиболее скептически относился к Ингиному конфликту с Бурматовым. В то время как остальные под командованием Мирошиной теперь ее жалели, он старался сохранять беспристрастность.

– Вроде еще недавно он тебя, наоборот, любил.

Неприятно было лишний раз убедиться, что Галушкину, а значит и другим, бурматовское повышенное внимание к ней было очевидно. Инга, конечно, и раньше это себе говорила, и Илью этим пугала, но в глубине души надеялась, что страхи преувеличены. Она привыкла считать, что их отношения – это как тайная комната, которую они спрятали у всех на виду, и именно поэтому ее до сих пор никто не нашел. Теперь же в комнате как будто внезапно включили свет, и оказалось, что внутри давно толпятся люди, прежде молча наблюдавшие за ней из темноты. Чтобы не подавать виду, будто слова Галушкина ее обеспокоили, Инга надменно произнесла:

– Вот именно. Раньше любил, а теперь вдруг перестал. Вам самим не кажется это странным?

Повисла пауза.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Мирошина.

Еще секунду Инга сама не знала точно, что собирается сделать, но в этот момент все вдруг встало на свои места. Она должна была рассказать правду. Илья думал, что ей не хватит духу признаться в том, что на самом деле между ними происходит, и до тех пор имел над ней полную власть. Он мог унижать ее, рушить ее планы и угрожать. Однако если он считал, что ей стыдно, то ошибался – это ему нужно было стыдиться, а Инга за собой никакой вины не чувствовала. Илья трясся от страха, что руководство узнает об их отношениях, потому что с его стороны ситуация и правда выглядела некрасивой: начальник пристает к своей подчиненной. Ведь это он к ней приставал, звал ее обедать, водил в бары, поехал провожать ее тогда зимой, набросился на пороге квартиры. Это он поцеловал ее в лифте после фокус-группы, он писал ей неприличные сообщения во время совещаний. Он заставлял ее заниматься с ним сексом, которого ей даже не хотелось. И при этом он имел наглость говорить Инге в лицо, что она корыстно пользовалась своим положением любовницы! Да ее только тяготило это положение! А если он и продвигал ее на работе, то это была не ее вина – она ничего не просила. Такие поблажки были нарушением этики только с его стороны, а не с ее.

От этих мыслей Ингин гнев снова рассиялся. Она не будет заложницей мнимого стыда, который Илья пытался ей внушить. Она сломает эту ловушку, она расскажет все как есть. Пускай остальные решают, кто тут прав: начальник, домогавшийся ее и теперь мстивший за отказ, или она, не нашедшая в себе сил сразу положить этому конец.

Инга поймала взгляд Мирошиной и вспомнила, что та задала ей какой-то вопрос. Остальные давно потеряли интерес к разговору и вернулись к своим делам.

– Я скоро обо всем расскажу, – пообещала Инга.

Не давая себе остыть, она открыла новый документ на компьютере и набрала: «То, что я сейчас напишу, тяжело для меня самой, однако я чувствую, что должна это сделать».

Инга перечитала и решительно стерла первую строчку. Курсор пульсировал на чистой странице.

Начинать так было нельзя. Инге ведь вовсе не было тяжело, наоборот, ей очень хотелось рассказать. Она знала, что если ее первые слова будут неискренними, то весь текст получится фальшивым. Поэтому она начала сначала:

«Я долго думала, прежде чем собралась с духом рассказать об этом».

Это тоже было лицемерием – она думала не больше минуты. Инга закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она знала, что, как только найдет правильную интонацию, слова польются сами собой – ведь она совершает смелый поступок, а правду, как писали в какой-то книжке из школьной программы, говорить легко и приятно.

Она вспомнила, как давным-давно, кажется столетия назад, обсуждала с Максимом, что станет делать, если расставание с Ильей осложнит ей работу. Инга прекрасно помнила, как смеялась тогда и говорила, что мстительные начальники бывают только в фейсбуке. Уму непостижимо, она и правда в это верила! Думала: кому-то, может быть, и не везло, но уж ей-то, с ее разумностью, осмотрительностью и чувством собственного достоинства, точно ничего не грозит. Да и Илья казался ей человеком, неспособным на настоящее злодейство. И вот теперь она сидит в офисе, посреди дымящихся руин своей возможной карьеры, только потому, что осмелилась сказать ему «нет».