Харассмент

«Меня часто обвиняют в том, что я сначала разбираюсь, а потом уже однозначно принимаю сторону. Да, обвиняют. В наше время это считается предательством. Но я повторяла и повторяю: я против охоты на ведьм. Я первая обвиню мужика в насилии или абьюзе, если увижу доказательства, но до поры до времени я предпочитаю собирать факты, а потом уже делать выводы. Все уцепились за пост Соловьевой – да, казалось бы, образцовый кейс, но что-то меня в нем смущало. Отсутствие реакции с другой стороны смущало, например. Обычно мужики тут же кидаются отрицать и заваливать соцсети скриншотами переписок, которые якобы подтверждают их невиновность. А тут молчок. «Оля, что-то тут нечисто», – сказала я себе и, как видите, оказалась права».

«Вот честно – мне хочется плакать. Это так низко, так подло – ГОДЫ борьбы с дискриминацией, усилия стольких женщин, их смелость, их откровенность, ВСЕ слила одна-единственная девушка одним своим постом. Ну, двумя, если быть точной. Перечеркнула вообще все. Кто поверит следующей, которая расскажет ПРАВДУ? Все будут бесконечно припоминать этот случай и говорить: может, и она соврала? Откуда мы знаем, что все было так, как она говорит?»

На этот раз посты писали и мужчины:

«Я считаю, что борьба за равноправие свята. Все мои подруги не дадут соврать – я сам оголтелый профеминист. Но я не раз навлекал на себя критику и даже оскорбления от т. н. «феминисток» за то, что говорил: женщины иногда сами переходят границы. Судите сами. Сегодня «насилием» называют все подряд, и все смеются над тупыми бабами, которые кричат о нем, когда их просто похлопали по плечу. А бывает еще хуже. Иногда женщины идут на ложь. Настоящий подлог. Я не знаю, что ими движет в этот момент. Может, они думают, что так привлекут больше внимания к проблеме. Но нечестными методами равенство не построишь. И мы все убедились в этом сейчас. Очень жаль…»

Инга чувствовала себя такой опустошенной, что слова никак не отзывались в ней. Она прежде рекламу сантехники изучала с большим вниманием. Буквы казались ей бессмысленными черными закорючками, хаотично рассыпанными по экрану.

И вдруг ее пронзило воспоминание. Инга так резко выпрямилась в кресле, что в голове опять колыхнулась и широко разлилась, казалось, уже застывшая боль. Инга быстро открыла пост Ильи, пролистала комментарии и похолодела.

Вчера вечером, сидя в ванной и уже прикончив виски, она зашла на его страницу под своим секретным аккаунтом и принялась оставлять комментарии. Эти комментарии развились в целые ветки, где люди ожесточенно с ней спорили, а она сама, оказывается, рьяно спорила в ответ. Инга, конечно, не писала, кто она такая на самом деле, изображала случайную пользовательницу, проходившую мимо. Однако истерический тон ее комментариев выдавал нездоровую заинтересованность в деле, а глупые опечатки – явное опьянение.

Чуть слышно застонав, Инга уронила голову на скрещенные на столе руки, но тут же выпрямилась – не хотела, чтобы остальные заметили. Она совершенно об этом забыла. Даже несмотря на то, что никто из комментаторов не знал, кто она такая, ей было ужасно стыдно. Похмелье усиливало этот стыд, как ретранслятор, и Инге хотелось провалиться сквозь землю. Она тут же принялась стирать свои сообщения, но при одной мысли о том, что они уже провисели несколько часов, внутри у нее все плавилось.

Чуть позже всем на почту пришла рассылка, уведомлявшая, что на следующей неделе состоится «выездное тимбилдинговое мероприятие». Участие в нем было обязательно.

– Вот это скорость, – присвистнул Галушкин. – Вчера еще не собирались, а теперь за неделю хотят все подготовить.

– Собирались, – тут же влезла Мирошина. – Мне Зотова еще в пятницу по секрету сказала. Но это правда решили впопыхах. Видимо, из-за всего этого.

Она многозначительно округлила глаза, но на Ингу не посмотрела.

– Там же будет, где всегда?

– Ну конечно. Где еще.

– Блин, там кровати неудобные, – поморщилась Алевтина. – У меня в прошлый раз даже спина заболела.

– Где всегда – это где? – спросила Инга.

Все посмотрели так, как будто это статуя заговорила, и тут же отвели глаза. После секундной паузы Алевтина ответила:

– У нас есть свой пансионат в Калужской области. Мы там проводим всякие корпоративные тусовки. Обычно зимой в Сочи, а летом там, но в этом году зимой что-то не было.

– Я вообще никуда ехать не хочу. Только время терять, – проныл Аркаша.

– Я тоже, – недовольно поддакнула Мирошина.

Аркаша тут же осветился улыбкой, счастливый, что она с ним согласилась.

– Да ладно вам. – Галушкин беспечно махнул рукой. – Это же весело.

– «Весело»! Ты помнишь, как было в прошлый раз?

– Ну, тимбилдинговая часть – не весело, согласен. Я про вечер говорю. Бассейн. Все бухают.

В Ингиной голове эти слова опять отдались протяжной болью.

– Я чур с тобой буду жить, – быстро сказала Мирошина Алевтине. Та кивнула, и Инге показалось, что они специально договариваются об этом при ней, чтобы она почувствовала себя лишней.