Харассмент

Инга медленно сползла с унитаза и села на пол. Ей было плевать и на свое нарядное платье, и на то, что теперь ее могут увидеть в щель под дверью. Она явственно вспомнила, как Татьяна дает ей какую-то бумажку на подпись. «Это простая формальность, разрешение на использование видеоматериалов. Но вы же и так согласны?» – сказала она тогда и засмеялась. Инга засмеялась в ответ. Интервью закончилось пять минут назад, она была в эйфории.

Инга безвольно опустила руку с телефоном и слышала, как он клацнул по плиточному полу. Дверь кабинки была в десяти сантиметрах от ее носа, и Инга смотрела прямо на нее, но не видела.

Все было кончено. В другой ситуации она бы усмехнулась и обругала себя за пафос, но сейчас, пялясь на дверь, только повторяла с неожиданным садистским удовольствием: все кончено, все кончено. Эта мысль разливалась по телу как кипяток, но несла, как ни странно, облегчение. Раньше нужно было строить планы, бороться, переживать, теперь можно было хоть вечно сидеть на полу, уставившись на дверь, – для Инги за ней больше ничего не существовало.

Она не могла уволиться. Куда она пойдет? Илья угрожал ей не зря, он действительно рассказал всем. Ее смешные фейсбучные посты не шли ни в какое сравнение с его интервью. Куда бы она ни послала резюме, отныне она будет «той самой бабой», которая выдумала домогательства начальника. Никто не станет иметь с нею дело. Даже если история всплывет не сразу, то рано или поздно о ней все равно узнают и это обернется для Инги только большим позором. Она не сомневалась, что Илья, как обещал, сделает все, чтобы ей нигде не было места.

Но остаться было тоже немыслимо. Работать с ним бок о бок каждый день, видеть Мирошину, слышать насмешки за спиной, ловить презрительные взгляды – медленная пытка, несовместимая с жизнью. Инга не заслуживала такого. Добравшись до мысли, что мир к ней несправедлив, она обычно принималась плакать, однако в этот раз слезы не шли. Происходящее было таким жутким, что парализовало ее волю, не оставив сил даже на жалость к себе. На Ингу давили две одинаково неподъемные силы – нельзя уйти и нельзя остаться, – и она была сплющена между ними, зажата в тисках.

Она не знала, сколько просидела на полу. От неудобного положения начала затекать нога. Поначалу Инга пыталась это игнорировать и полностью погрузиться в безмыслие, но нога немела все сильнее, и ей пришлось встать. Это даже немного ее рассердило, потому что затекшая нога свидетельствовала о том, что какая-то жизнь в ней осталась и чего-то требовала, тогда как Инге хотелось больше никогда не испытывать никаких чувств.

Она вышла из кабинки, подошла к зеркалу и посмотрела себе в лицо. Оно тоже было возмутительно обыкновенным и ничем не выражало внутреннего омертвения. Инга включила воду, но не прикоснулась к ней, а просто наблюдала, как из крана вырывается белая от сильного напора струя.

Дверь туалета распахнулась, и вошла Мирошина. Увидев Ингу, она застыла на пороге и уставилась на нее, явно растерявшись.

После встречи в кабинете Кантемирова они впервые оказались наедине. Взаимное отчуждение, которое они обе испытывали, было не так заметно в компании коллег, рассеивалось по комнате, но теперь вдруг сгустилось до предела и обрело почти физическую тяжесть.

Инга медленно повернулась к Мирошиной. Вода продолжала с шипением бить в раковину.

– Зачем ты это сделала? – спросила Инга и сама удивилась, услышав свой голос. На нее продолжали давить две одинаковые силы, одна из которых требовала добиться ответа, а вторая наоборот – отвернуться, не высовываться, исчезнуть. Она не ожидала, что под этим нажимом сможет выдавить хоть слово.

Мирошина пару секунд колебалась, видимо решая, уйти ей или остаться. Скрестив руки на груди, она свысока посмотрела на Ингу – почему-то это выражение придало ей сходство с болонкой – и сказала:

– Я ничего не сделала.

– Ты врешь. Я знаю, Илья подговорил тебя, чтобы ты меня подставила. Зачем ты согласилась?

– Ой, Инга… – поморщилась Мирошина. – Ну что ты докопалась. Все же нормально закончилось. Никого не уволили, все работают, как раньше.

– Ты понимаешь, чем все это обернулось для меня? – прошелестела Инга. Ей казалось, что говорит не она, а кто-то другой заставляет ее шевелить губами, но с каждым словом ее голос звучал все тише и тише.

– Ну, знаешь ли. – Мирошина подошла к раковинам, но не включила воду, а, наоборот, выключила ее у Инги. Наступила гулкая тишина. Мирошина тут же отошла. – Ты сама виновата. Раньше надо было думать. Еще раз тебе говорю: все нормально закончилось. Особенно учитывая, каких дел ты наворотила. Я слышала, тебе даже зарплату не понизили. Вообще не понимаю, на что ты жалуешься.

– Зачем ты это сделала? – повторила Инга. – Он пообещал тебе что-то?

Мирошина вздохнула:

– Никто мне ничего не обещал. Я просто хотела, чтобы все нормально закончилось. И все закончилось. Так что хватит сопли размазывать. Радуйся, что пронесло.

Больше не глядя на Ингу, она направилась к кабинке и с силой захлопнула за собой дверь.