Харассмент

Ингин теперешний азарт не имел ничего общего с ее главной целью – убийством. О нем она даже не думала. Создать совершенный образ, подманить Илью, обмануть – вот что захватило ее воображение. Инга вообще как будто забыла, для чего она все это делает.

Утро было раннее и Максим еще спал, поэтому Инга отправилась на Волгу одна. Пляж пустовал и выглядел как разоренная кухня после попойки – все передвинуто, испачкано и брошено где попало. Полуразрушенные замки, обертки на песке, бревно, криво лежащее у воды, следы костра. Если вчера вода казалась холодной, то сейчас она была просто ледяной, но Инга все равно сразу нырнула. Кожу защипало, как будто в нее вонзили иголки, – было не холодно даже, а почти больно, но Инге нравилось и так. Ей хорошо думалось. В голове, как слайды в проекторе, сменялись имена ее новой героини. Инга хотела выбрать самое лучшее, самое верное.

Имя пришло к ней, когда она выбралась на берег. Агата. Илья как-то сказал, что так звали его одноклассницу в начальной школе, в которую он был влюблен, и не в последнюю очередь из-за имени. Оно казалось ему исключительным, драгоценным, под стать объекту любви.

Такое имя требовало особенной внешности, и Инга, сев на бревно, стала вспоминать все, что Илья когда-то говорил ей о своих предпочтениях. Как-то они составляли списки из трех самых привлекательных актеров и актрис. Инга помнила, что у Ильи в топ-три входила Эмма Стоун. Она загуглила ее и рассмотрела фотки. Что ж, по крайней мере, есть с чем работать.

Максим не переставал отпускать едкие замечания, пока они возвращались в город: Инга то и дело утыкалась в телефон.

– Я говорил тебе, это зависимость, – зловеще каркал он.

– Да не в тиндере я сижу, – отбивалась Инга. – Вот, актрис рассматриваю.

– Ты рассматриваешь актрис вместо того, чтобы разговаривать со мной?!

Максим притворно хватался за сердце, Инга смеялась и убирала телефон. Эти задержки даже радовали ее – они помогали продлить радостное предвкушение.

Два дня ушло у Инги на поиски фотографий – она начала, как и раньше, с обычной выдачи гугла, переходила по новым и новым ссылкам, забредала в невероятную глушь, так что потом и сама не смогла бы повторить пройденный путь, и в конце концов нашла то, что искала. Те самые снимки обнаружились в недрах инстаграма какого-то начинающего румынского фотографа, живущего в Португалии, у которого было всего восемьсот подписчиков. Она как будто сама влюбилась, но дело, конечно, было не в любви, а в поразившем ее узнавании – вот что она искала. На одной фотографии девушка в черном белье и наброшенном на плечи плаще сидела на диване, расставив ноги, на второй она же стояла, опираясь туфлей на голову какой-то античной статуи. Ничего выдающегося в этих снимках не было, но сумма важных только для Инги мелочей делала их идеальными: размытый фон, универсальная обстановка – они могли быть сняты где угодно; цветовая гамма – коричнево-черно-белая, тревожная, но неяркая, а главное, сама девушка, ее фигура, лицо, даже позы. Эмму Стоун она, впрочем, ничем не напоминала, разве что глаза были похожи – широко посаженные, большие и бледные, обведенные угольно-черной подводкой; но то, как она смотрела в камеру, как держалась, – вот отчего мороз шел по коже. Вокруг нее, казалось, концентрировалась энергия, какое-то темное марево из похоти, властности и силы, как солнце, на которое смотришь сквозь закопченное стекло. И оттого что чувственность она не изображала – сидела на диване, словно ей просто было так удобно, на гипсовую голову опиралась, как будто не замечая ее, – эффект усиливался многократно. Злое божество, порочное и могущественное настолько, что не нуждается в притворстве.

Инге нравилось и то, что девушка не была эталонно красивой – глаза эти расставленные, одна бровь как будто чуть выше другой. Атрибуты ее доминирования тоже были явными, но ненавязчивыми – черное белье, кожаный диван, валяющаяся мужская голова. Она поискала ее инстаграм. На фотографиях модель отмечена не была, свои снимки не комментировала. Инге пришлось просмотреть все подписки румынского фотографа, пока она все же ее не отыскала. В аккаунте у девушки подписчиков было и того меньше, среди них – ни одного русского, и сама страница на португальском. Там были и студийные кадры, в частности, на одном она позировала в корсете. Это, хоть и обрадовало Ингу точным попаданием в запросы Ильи, понравилось ей гораздо меньше – слишком топорно. Нашлось несколько полуобнаженных селфи и фотографий в зеркале. Выражение у нее на всех снимках оставалось таким же, как на первых, поразивших Ингу, – волевое и таинственное. Обладательнице такого лица можно было приписать что угодно: ум, глупость, страстность, холодность. Впрочем, ограниченный эмоциональный диапазон, видимо, и стал причиной того, что карьера у модели не пошла, а когда Инга среди ранних фотографий наткнулась на те, где девушка улыбается, даже расстроилась. Ни следа темной магии.

Звали ее Виктория, но Агата подходило гораздо больше.