Харассмент

– Это значит, что необязательно начинать с секса. Властность можно проявлять по-всякому. Более того, секс вообще может не быть частью таких отношений. Это скорее психологическая игра.

– Игра?

– Да. Ну смотрите: существует распространенное убеждение, что мазохистам нравится боль в принципе. Это, конечно, не так. Если они ушибут мизинец, то не получат удовольствие. Важное условие здесь – предсказуемость. Вы говорите человеку, что именно вы собираетесь с ним сделать, и, если он выражает согласие или не использует заранее оговоренное стоп-слово, вы можете продолжать. Заранее согласованный сценарий и соблюдение правил – важный элемент такого опыта. Особенно в случае, если партнеры еще не очень знакомы друг другу, это снимает тревогу.

Инга задумалась.

– Кроме того, предсказуемость порождает предвкушение. – Лазерсону, кажется, нравилось рассуждать на эту тему. – Человек получает удовольствие не только от самого переживания, но и от его ожидания. Наслаждение возникает уже на этапе фантазии.

– Но как эту фантазию создать? – нетерпеливо спросила Инга.

Она уже давно забыла, что должна изображать потерянную пациентку, и не сводила с Лазерсона горящих глаз, ожидая, что он сейчас выложит ей подробную инструкцию.

– Как я и сказал – постепенно. Сначала вы должны понять, что вам с партнером обоим комфортно. Начать с малого и выяснить границы допустимого. Ну а уже потом, если вы все-таки решитесь на физический контакт в рамках этой игры, выбрать место, инструментарий.

– Место, – эхом отозвалась Инга.

– Ну да. Место может стать важным элементом фантазии. Это усиливает эффект погружения. Соответствующие отели, клубы. Ну или что-то совсем особенное. Здание бывшей больницы, например. Все зависит от воображения и желания.

В Ингиной голове что-то щелкнуло, и пазл вдруг сложился.

– Спасибо, – пробормотала она. – Вы мне очень помогли.

Точнее, не совсем сложился и даже вряд ли пазл – в тот момент Инге скорее показалось, будто она долго-долго находилась в темной комнате, пока наконец не забрезжил рассвет и очертания предметов не начали выплывать из темноты. Но этого было достаточно. Она, как и в прошлый раз, уже знала, что на верном пути – надо просто ждать, пока комнату зальет свет.

Придя домой, она тут же уселась на свое кресло у окна, открыла карту Московской области и внимательно ее исследовала. Потом изучила расписание электричек. Нужные ходили часто, но какой день выбрать? Сначала придется съездить на разведку, и, скорее всего, не один раз. Сегодня четверг, значит, ближайшая возможность – послезавтра. Ей, конечно, хотелось ринуться на место немедленно, но это не имело смысла: даже самая первая поездка требовала подготовки. Сначала нужно купить инвентарь. Потом продумать план. Потом, уже на месте, убедиться, что он сработает. Зато если ей все удастся, то встречу с Ильей можно будет назначать уже на следующие выходные.

Ингу вдруг прошиб ледяной пот. Она раньше думала, что это книжное выражение, но тут сполна ощутила его на себе: ее будто тряхнуло, да так, что в глазах на секунду потемнело и на лбу выступила испарина.

Она что, правда собирается это сделать? Неужели она способна хладнокровно подготовить место, заманить туда Илью и убить его? Убить! Не понарошку, не на время, а в самом деле сделать так, чтобы он больше никогда не появился в этом кабинете? Не ходил, не говорил, не праздновал день рождения. Его уже не будет, а страница в тиндере останется. Кто-то будет ее лайкать, но никогда не получит ответа. И сколько еще таких вещей.

Инга представила себе квартиру Ильи, но так, словно на каждом предмете уже лежал отпечаток его отсутствия. Металлическая бочка у двери, которой он пользовался как тумбочкой, заваленная мелким хламом – монетами, чеками, карточками, вскрытыми упаковками жвачек. Выходит, она так и будет всегда стоять? Ни одной бумажки на ней больше не прибавится? Его рубашки в шкафу. Сейчас они были как бы живыми вместе с ним – их снимали, сминали, стирали, вешали обратно. А потом они станут просто бесхозными тряпками, будут висеть и пылиться. Никто так и не протрет забрызганное зеркало в ванной. Никто не посмотрит на нарисованную в спальне девочку и не подумает, какая это пошлятина, потому что Илья туда больше никого не приведет. Пробираясь по квартире вглубь, Инга дошла до кухни, представила ее ослепительное сияние – ножи, сковородки, хромированная сталь и стекло – и почти подумала, что ничем этим Илья тоже никогда не воспользуется, но тут вдруг услышала, как хрупнул, опрокинувшись, стакан, и почувствовала шероховатость столешницы под животом и пальцами.

Видение квартиры разом схлынуло, а вместе с ним и проклюнувшееся было сострадание. Инга только снова почему-то подумала про рубашки – и на этот раз испытала зловещую радость оттого, что к ним никто больше не прикоснется.