Харассмент

«Я хочу, чтобы ты меня наказала, – наконец написал он. – Но все-таки другое место для этого не подходит? Если не хочешь в гостинице, то можно у меня. Или у тебя».

Вот и все, подумала Инга. Она этого ожидала. Теперь точно все кончено. Однако вместо того чтобы отчаяться, Инга, наоборот, почувствовала себя собранной и стремительной, словно она была пулей, выпущенной из ствола: невозможно остановиться, невозможно повернуть назад. Ее влекла вперед сила, которой оставалось только покориться, и на этом кураже, на этой неизвестно откуда взявшейся легкости Инга быстро написала:

«Я ошиблась в тебе. Ты не годишься. Не пиши больше».

Она закрыла телеграм. Легкость в ней росла и ширилась. Значит, не судьба! Ну и ладно. Она убийство замышляла, убийство! Непоправимую вещь. А если бы она потом пожалела? Конечно, напрасными стали все ее приготовления, недели постоянных раздумий, а главное, она никогда не узнает, была ли она способна, но проверка этого не стоила ее терзаний.

«Умоляю, не пропадай! Я жалкий, недостойный, я слабый. Ты можешь наказать меня еще сильнее за то, что я осмелился сомневаться. Я приеду, куда ты скажешь. Пожалуйста, скажи, что ничего не отменяется! В 6?»

Инга прочитала и подумала, что все еще может не отвечать. Ее молчание ведь уже началось, нужно просто не прерывать его, заставить себя не прерывать его, и тогда ничего не случится. Думая об этом, она будто со стороны наблюдала, как ее пальцы сами выстукивают на клавиатуре сообщение: «Я заставлю тебя пожалеть о своих сомнениях. В 6», а потом нажимают на кнопку «отправить».

Швырнув телефон на кровать, Инга сама упала лицом в подушку. С некоторым благоговением подумала, что ею в самом деле управляет неодолимая сила, чужая злая воля, толкающая ее на выбранный путь. Однако, повертев эту мысль в голове, Инга ее отбросила. Все было хуже. Не какая-то там сила, а она сама, Инга, принявшая решение несколько недель назад. Она продолжала следовать единожды выбранному плану, потому что ей теперь уже перед собой было стыдно от него отказаться, ведь тогда выходило, что она струсила, что она способна только упиваться мрачными фантазиями, а на настоящее дело не годится. Мать была бы права, она никчемная.

Это, конечно, звучало как форменное безумие. Не в игрушки же она тут, в самом деле, играет! Это жизнь человеческая, о каком стыде перед собой, о каком материнском одобрении может идти речь?

Но тут Ингу неожиданно осенило. Все это время она говорила себе, что откладывает его, что определит судьбу Ильи в последний момент, и только сейчас осознала, что со всем уже давным-давно определилась. Инга опять резко села и, посидев несколько секунд, вдруг рассмеялась. Наедине с собой это вышло жутковато.

Как просто! Вот же, на этом самом кресле, придя от психолога Анны, она все и решила, но зачем-то скрывала это от себя еще несколько недель. Значит, прочь сомнения. Инга вскочила и забегала по квартире, не откладывая сборы больше ни на минуту.

В рюкзак она положила несколько пар перчаток и бахил, перцовый баллончик, бутылку шампанского, несколько страниц А4 с распечатанным на них коротким текстом, скотч, ножницы, три переносных прожектора на аккумуляторах (их она купила в «Леруа Мерлене»), портативную колонку, наручники (не какие-нибудь из секс-шопа, а настоящие, из Военторга), упаковку влажных салфеток, санитайзер и моток белой скользкой веревки. Веревку Инга использовать не планировала, но решила захватить на всякий случай. Оделась она вновь во все темное, убрала волосы в тугой пучок, чтобы не мешали, и со своего второго телефона вызвала такси в точку, расположенную в километре от ее дома. Свой основной телефон она опять оставила в квартире.

Инга заранее посмотрела на сайте мэрии расположение всех камер в районе, а потом, прогуливаясь, нашла каждую из них. Теперь, выйдя из дома (опущенная голова, низко надвинутый капюшон, медицинская маска и солнцезащитные очки), она направилась к такси, стараясь не попасться в их поле зрения. Машина уже ждала ее. Сев внутрь, Инга сняла маску. Ей показалось, что в такой броне она вызовет только лишние вопросы.

В машине громко играло радио на каком-то восточном языке. Таксист был нерусский и совсем молодой. Весело посмотрев на Ингу в зеркало, он чуть приглушил музыку и спросил:

– Болеете?

Инга кивнула и снова натянула маску на рот, как бы намекая разом и на свою болезнь, и на нежелание разговаривать. Поехали молча.

Инга опять вышла не в нужном ей месте, а немного заранее – в переулке, где, как она тоже выяснила, камер не было. Дальше она двинулась пешком. В этот раз она решила добираться не на электричке, а на междугороднем автобусе. Сегодня вокзалы казались ей особенно небезопасными.

Нужный автобус отходил от остановки неподалеку от станции метро «Речной вокзал». Инга специально заранее приехала сюда после работы и убедилась, что никаких крупных, утыканных камерами зданий здесь нет, так же как и нет никакого пропускного контроля.

Отыскав автобус, который оказался просто большой белой маршруткой, Инга спросила у водителя: