Харассмент

Окруженная кольцом чемоданов, она примостилась на холодном металлическом кресле и полистала фейсбук. Сразу же наткнулась на пост своей знакомой, сторонницы правильного питания. Та писала, что решила отказаться от кофеина – в ее случае не от самого кофе (то, что она все еще пьет кофе, было кощунственно даже предположить), а от зеленого чая, который раньше позволяла себе один-два раза в день. Засыпается легче, уверяла знакомая, а настроение более ровное. «Ай лайк ит!» – заканчивала она русскими буквами, снабдив фразу подмигивающим смайликом. Следом шел пост другого Ингиного знакомого, на этот раз о психотерапии. Он иронично жаловался, что психолог учит его отстаивать границы дозволенного, но явно не преуспевает – вот уже год их консультации проходят в восемь утра, что ему, клиенту, неудобно, только он все никак не может набраться смелости об этом сказать. Еще ниже Инге попался пост той самой девушки, которая два года не могла найти работу, – с номером карты, куда она просила сердобольных френдов перевести деньги на антидепрессанты. Инга переключилась на свой секретный аккаунт и злорадно написала в комментариях, что, если бы девушка начала работать, ей бы не понадобились ни антидепрессанты, ни чужие деньги.

В последнее время Инга не так часто пользовалась своей второй страницей – у нее просто не оставалось времени. Все ее мысли занимал Антон и подготовка к пресс-туру. Это не значило, впрочем, что жар, повелевающий ей обличать недостойных, окончательно потух в ее груди. Постов Инга почти не писала, но оставлять комментарии ей по-прежнему нравилось: это была маленькая отдушина, куда она сцеживала яд и от этого как будто автоматически становилась лучшим, более заслуживающим любви человеком. Сейчас Ингу позабавила идея, что это ее собственный вид психотерапии – таким образом она выговаривалась и избавлялась от мрачных мыслей.

Чем сильнее Ингу распирало желание учить окружающих жизни, тем больше поводов она для этого видела, поэтому последнюю неделю, помимо фейсбука, стала комментировать и инстаграм. Там она даже не заводила отдельную страницу: ее собственная и так была девственно чиста и всегда использовалась ею только для подглядывания. Впрочем, жанр откровений в инстаграме был иной, не такой плодоносный. Инга определила для себя, что в фейсбуке люди год за годом создают полноценную электронную копию своей личности – с жалобами, капризами и любовными признаниями, с работой, вечеринками, днями рождениями и похоронами, с переездами, болезнями, сериалами и рассуждениями о политике. В инстаграме же обычно показывают только лицо, снятое фронтальной камерой, и голые ноги на пляже. По Ингиному кодексу чести презирать людей целиком было позволительно, а злословить насчет их очередного отпуска – уже не очень.

Сейчас она полистала ленту инстаграма и задержалась на фотографии Мирошиной. Та была запечатлена на белом фоне в деловой одежде. На лице широкая, но пластмассовая улыбка – верный признак многих неудачных дублей. Верхняя пуговица на ее блузке была игриво расстегнута, а следующая, располагавшаяся ровно посередине мирошинского пышного бюста, еле-еле держалась, как последний защитник осажденной крепости. От нее по ткани расходились тугие, натянутые как струна, складки. Инга рассматривала их довольно долго, размышляя, не съязвить ли в комментариях, но в конце концов великодушно не стала.

Соцсети на время приглушили Ингино беспокойство, но уже через двадцать минут она распереживалась снова. Где все? Почему не возвращаются? До посадки оставалось еще полчаса, но Инга уже в отчаянии воображала, как будет в последний момент носиться в поисках журналистов по аэропорту с десятью чемоданами наперевес. Впрочем, и тут она напрасно волновалась: журналисты явились за десять минут до посадки и почти одновременно, хоть и с разных сторон. Взяв свои чемоданы, они расселись на креслах вокруг. Один подошел к Инге, неся в каждой руке по бумажному стаканчику.

– Будете кофе? – спросил он. – Не знал, какой вы пьете, и взял капучино. А то вы с нашими вещами сидели, даже отойти не могли.

– Спасибо! – умилилась Инга. Ее обрадовал не столько кофе, сколько то, что кто-то захотел сделать ей приятное, – значит, она пока хорошо справляется!

Журналист сел на соседнее кресло. Инга помнила, что его зовут Владимир, а фамилия у него смешная – Батонов, и что он из «Коммерсанта».

Владимир привстал и сел снова, поправив пиджак. Пиджак был синий с овальными коричневыми заплатками на локтях. Он придавал журналисту вид солидный и именно поэтому немного смешной, потому что Владимир был коренастый и с заметным круглым животиком.

– А какой у нас план, когда мы приедем? – спросил он.

– Сначала заселяемся в гостиницу, – с готовностью принялась рассказывать Инга, радуясь, как на экзамене, потому что вытянула знакомый билет. – Потом я всем пришлю точное расписание на завтра, какие интервью во сколько. Потом – свободное время.

– То есть вечером можно будет пойти исследовать парижскую ночную жизнь? – подмигнул Владимир.