Харассмент

Гостиница действительно не имела никакого парижского флера – большое бездушное здание. Номера оказались огромными, что особенно бросалось в глаза из-за минимума мебели: кровать, кресло, письменный стол и стул. На одной стене висела черно-белая фотография, на противоположной – телевизор. Ванная тоже была огромная и сверкала в иссиня-белом свете ламп, скорее напоминая операционную. Балкон имелся, но без всяких кованых перил. Выйдя на него, Инга оглядела открывшийся ей вид на типовую застройку спального района.

Ей хотелось бросить вещи и сразу же поехать в центр, чтобы глотнуть воздуха настоящего Парижа, однако совесть не позволяла. Инга стыдила себя, напоминая, что приехала сюда работать, а не гулять, хотя и неясно было, что такого она может делать, сидя в гостинице, чего не могла бы возле Эйфелевой башни. Настроение ей немного портила мысль, что нужно написать Илье – отчитаться и узнать планы на завтра. Делать этого Инге совсем не хотелось, но не написать было нельзя.

Она сходила в душ, разобрала чемодан, изучила карту Парижа и проложила маршрут до туристических мест, потом полистала соцсети и написала в их общий с журналистами чат, во сколько они встречаются утром. Батонов сообщил, что они планируют в семь поехать в центр и выпить «в высшей степени цивильно» и что Инга обязательно должна поехать с ними. Она как раз подумывала выведать их планы и присоединиться, так что была рада повторному приглашению. Когда она печатала ответ, в дверь ее номера постучали.

Переодеться из белого гостиничного халата в нормальную одежду Инга не успевала, поэтому запахнула его полы потуже и осторожно выглянула в коридор.

За дверью стоял Илья.

– Можно? – спросил он, широко улыбаясь.

Инга не ожидала его вот так увидеть, хотя не сразу поняла почему. Может, она думала, что он еще не приехал? Или что живет в другой гостинице? Правда, однако, заключалась в том, что она вообще не думала, где он и как ее найдет.

– Конечно, – пробормотала она и отошла в сторону, пропуская Илью в номер.

Он сделал два шага по ковролину и замер, словно не решался пройти вглубь комнаты без дополнительного приглашения.

– Хотел спросить, как ты устроилась. Нормально долетели?

Инга одновременно пожала плечами и кивнула. Из внезапно вспыхнувшего в ней упрямства она решила не предлагать Илье пройти дальше. Они так и остались стоять у двери.

– У тебя есть планы на вечер? – помолчав, спросил Илья.

– Есть.

Инга скрестила руки на груди, ничего больше не добавив. Илья тоже не говорил, только смотрел на нее, и под его взглядом она наконец сдалась:

– Я собиралась выпить с журналистами.

– Зачем?

– Что значит «зачем»? Чтобы узнать их получше. Мне вообще-то еще потом работать с ними.

Илья поморщился.

– Забей на журналистов. У тебя еще будет куча времени узнать их получше. Я не видел тебя целую неделю. Давай поужинаем вечером.

Инге не хотелось ужинать с Ильей, но она знала, что, если он что-то вбил себе в голову, этого не миновать. Сейчас она откажется, ссылаясь на работу, а он начнет уговаривать, и в конце концов она уступит, просто чтобы он отстал.

Инга посмотрела в сторону окна и все же сделала попытку:

– Мне завтра рано вставать.

Илья взглянул на часы.

– Сейчас четыре. Давай встретимся внизу в шесть. Вернемся не поздно.

Инга вздохнула и понурила голову, выражая этим неохотное согласие.

– Не боишься встречаться внизу? – Она все же не удержалась от маленького укола. Еще недавно она боялась обидеть Илью, а сейчас ей было даже приятно. – Журналисты ведь могут увидеть.

Взгляд Ильи похолодел:

– Не боюсь.

– Ну, тогда увидимся в шесть, – бросила Инга и открыла дверь, недвусмысленно намекая, что имеющиеся у нее два часа намеревается провести в одиночестве. Илья еще некоторое время смотрел на нее, не двигаясь с места, а потом вышел, так больше ничего и не сказав.

Как только он ушел, у Инги волшебным образом улучшилось настроение. Она была довольна тем, как независимо держалась, и тем, что Илья прекрасно это видел. На Ингу вдруг снизошла необычайная легкость, словно она сбросила с ноги камень, тянущий ее на дно, и взмыла к поверхности. Этим камнем был даже не сам Илья, а Ингин мнимый долг ему угождать. Все время, пока они были вместе, она как будто выполняла тяжелую работу, стремясь убедить себя, что сделала правильный выбор. Инга вела себя сдержаннее, чем ей было свойственно, преувеличенно радовалась его знакам внимания и самоотверженно выполняла прихоти Ильи, начиная от выбора блюд и заканчивая наручниками и плетками. Как будто это была ее обязанность: создавать условия, в которых Илью ничего не раздражало, чтобы он представал перед ней беззаботным и приветливым, лучшей версией себя. Инга надеялась, что тогда ей наконец-то удастся его полюбить.