Харассмент

Последние слова Илья произнес самую малость раздраженно. Инга, не потрудившись скрыть вздох, подняла на него глаза, а потом прикоснулась кончиками пальцев к бокалу, надеясь, что так он быстрее покончит с затянувшимся тостом.

– Инга, я тебя люблю, – сказал Илья.

– Ох, – выдохнула Инга.

Илья поднял бокал, улыбаясь ей, как Ди Каприо на известной картинке. Инга, не сразу опомнившись, подняла свой, стремительно чокнулась и тут же сделала глоток, судорожно соображая, что отвечать. Она бы выпила вино залпом, лишь бы вовсе избежать этого.

– Я не знаю, что сказать, – наконец пробормотала она.

Илья рассмеялся.

– Обычно девушки реагируют не так.

– Я просто совсем не ожидала. Ты меня подловил. – Инга очаровательно улыбнулась, надеясь, что ей удастся выдать свое ошеломление за недоверчивую радость.

– Это, наверное, тоже моя недоработка, – проникновенно сообщил Илья. – То, что тебя так поразили мои слова. Но у тебя будет время к этому привыкнуть. И вот еще что. – Он потянулся в карман и поставил перед Ингой на стол очередную бархатную коробочку.

Из-за его последних слов Инга открыла ее с ужасом значительно большим, чем в прошлый раз на Новый год, но внутри, к счастью, опять оказалось не кольцо, а всего лишь сережки.

– Какая прелесть! – воскликнула Инга, стараясь вложить в свой голос энтузиазм, которого ей только что не хватило. – Мне очень нравится! Большое спасибо!

Она накрыла руку Ильи своей, не глядя ему в глаза. То, что она не ответила на его главные слова, упало между ними, как камень в воду. Инга никогда раньше не замечала, чтобы невысказанное было таким осязаемым. Тем не менее она подумала, что если будет особенно ласкова сегодня, то ее невзаимность постепенно растворится в воздухе и забудется.

Инга предложила выпить еще вина и, пока Илья наливал, надела сережки. Они были гораздо лучше подвески с буквой «И» (ее она, кстати, так и не носила) – маленькие, аккуратные, с жемчугом. Она бы, впрочем, в любом случае сейчас их надела, чтобы ему польстить.

Остаток вечера Инга провела, щебеча обо всем на свете, чтобы искупить свое молчание вначале. Кажется, это работало – по крайней мере, с виду Илья был вполне доволен и к теме признаний больше не возвращался.

Ближе к концу ужина встав из-за стола, Инга поняла, что опьянела сильнее, чем думала, и разозлилась на себя. В туалете она тщательно осмотрела свое отражение и нашла себя уставшей. Это тоже не добавило ей оптимизма: ей ведь в самом деле рано вставать, и она рассчитывала отдохнуть как следует. Стоило проскользнуть первым неприятным мыслям, как за ними последовали и остальные. Инга так старалась отвлечь внимание Ильи, что совсем позабыла о своем решении вести себя холодно и безразлично. Она тут же ощутила новый прилив злости, впрочем, не на себя, а на Илью, за то, что он осмелился говорить ей о любви в самый неподходящий момент. Это только еще больше все испортило.

Инга вернулась к столу мрачная как туча и напомнила, что они не собирались задерживаться. Илья, кажется, не заметил в ней особой перемены, хотя это, снова со злостью подумала Инга, было неудивительно – решив, что мир между ними восстановлен, он снова стал совершенно нечувствителен к ее настроению. Илья спросил, не хочет ли она десерт, Инга буркнула, что не хочет. Он вызвал такси.

В отеле, разумеется, Илья пошел за ней в номер, и Инга, как бы недовольна она ни была, не нашла причины ему отказать. Она, конечно, могла снова заявить, что завтра ей работать с утра пораньше, но, посмотрев на часы, обнаружила, что еще совсем рано. Кроме того, Инга чувствовала себя как будто обязанной, словно если она доведет этот вечер до логического завершения, то потом, в момент расставания, Илье будет не в чем ее упрекнуть. Ничего странного в этом рассуждении Инга не замечала. Как и в случае с потенциальными изменами своих мужчин, ей было важно ощущать свое моральное превосходство. Совершая над собой усилие сейчас, она как будто автоматически заслуживала снисхождения в будущем.

С утра Ингу разбудил будильник, и, открыв глаза, она смогла только порадоваться, что вообще его услышала, – она не выспалась и была совершенно разбита. Голова болела, во рту стоял неприятный алкогольный привкус. Илья ушел ночью, и Инга порадовалась, что ей хотя бы не придется собираться при нем.

Кряхтя, она выбралась из постели и поплелась в ванную. Пронзительный свет, отраженный в хромированных трубах и кранах, больно ударил по глазам. Поморгав, Инга подошла ближе к зеркалу – вид у нее был уставший, словно она вообще не спала, и довольно потрепанный. Свет бил так, что лицо казалось неровным, как будто все в буграх и провалах. Мешки под глазами были устрашающими. Инга приблизила лицо к зеркалу, надеясь, что, сместившись, свет не будет к ней так беспощаден. С близкого расстояния она в самом деле выглядела лучше, но настроение у нее уже успело испортиться. Она похвалила себя за то, что поставила будильник с запасом – оставалось больше времени привести себя в порядок.