Харассмент

Душ ее немного взбодрил, но Инга все равно чувствовала себя будто чужой в своем теле. Оно плохо ее слушалось: она уронила банку с кремом, потом, потянувшись за полотенцем, чуть не потеряла равновесие. Все прикосновения к коже ощущались как будто издалека – выйдя из ванны босой, она отметила про себя, как странно идти по ковролину голыми ногами.

Кровать представляла собой белоснежное месиво из подушек и одеял, на полу валялся пояс от халата, которым Инга связывала Илью. Она подняла пояс двумя пальцами и брезгливо бросила его в кресло. Она вдруг вспомнила короткий миг из сегодняшней ночи: как она сидит на Илье и сдавливает ему горло руками. Она отпустила, только когда он закашлялся, и то не сразу. Это воспоминание так внезапно вошло в ее сознание, словно вспороло его, что Инга остановилась посреди комнаты. Илья ничего не сказал ей потом и, вполне возможно, был даже доволен, но Инга была поражена. В постели с ним она редко проявляла инициативу несмотря на то, что доминировала: это Илья всегда просил ее сделать что-то с ним, и она делала. Она точно знала, что вчера он ни о чем таком ее не просил, и не могла понять, какие эмоции при этом испытывала. Ее захватил процесс и она поддалась азарту? Или ей в самом деле хотелось сделать ему больно?

Она смогла привести себя в порядок и даже спустилась на завтрак, где, впрочем, ограничилась черным кофе и булочкой. В зале за большим круглым столом она увидела четверых журналистов – Батонова, Наталью, молодую верткую блондинку по имени Оксана из отраслевого журнала про компьютеры и Вячеслава из РИА «Новости». Вячеславу было за пятьдесят, но он требовал, чтобы все обращались к нему «Слава», чем ввергал Ингу в особенную неловкость. Он был похож на дальнобойщика – потертые штаны, потертая рубашка и приплюснутая фуражка, которую он до сих пор при ней ни разу не снял. Даже сейчас, за завтраком, он сидел в ней.

Инга, заметив журналистов, тут же отвела глаза и попыталась сбежать – то есть резко развернулась на сто восемьдесят градусов и торопливо пошла в обратную сторону, постаравшись, однако, придать лицу озабоченное выражение – может, кто-то решит, что она что-то забыла. Явиться к ним в нынешнем состоянии значило навсегда похоронить свою репутацию ответственного профессионала. Однако, сделав пару шагов в противоположную сторону, Инга представила, как глупо выглядит со стороны. Наверняка журналисты тоже ее заметили. Заскрипев зубами, она вновь развернулась, расцвела настолько очаровательной улыбкой, насколько могла, и направилась к ним.

– Можно? – спросила она и, не дожидаясь ответа, поставила свою тарелку с булочкой на стол.

– Конечно! – засуетился Батонов, отодвигая в сторону пустые стаканы из-под сока и чашки. – У нас же еще есть время, мы пока не опаздываем?

– Еще двадцать минут.

– Замечательно.

Все молчали. Кажется, Инга своим появлением прервала какой-то разговор. Она осторожно откусила самый краешек булочки – хлопья сухого слоеного теста посыпались на одежду, и она резко склонилась над тарелкой.

– Давно работаете? – спросил Батонов.

Инга торопливо вытерла губы и отряхнула блузку. Но крошки, казалось, все равно остались у нее на лице.

– Чуть больше полугода.

– И как вам? С нами.

– С вами лично? – удивилась Инга.

Батонов рассмеялся, как будто она сказала что-то смешное, и пододвинул к ней салфетницу, за которой Инга потянулась.

– С журналистами вообще. Нас обычно не любят.

– У меня никогда не было трудностей с журналистами.

– О, это вы еще с Котовым близко не работали, – сказала Оксана. Она была как ртуть: все время двигалась, убирала волосы за ухо, тут же снова трясла головой, вертела в руках ложку, по-разному усаживалась на стуле. От ее мельтешения у Инги рябило в глазах. – Он мертвого разбудит, лишь бы вопрос задать.

Инга помнила, что Котов – долговязый парень в очках. Пока ей казался исключительным только его рост.

– Так и надо, – уверенно сказал Вячеслав. Он облокотился на стол и хрустнул пальцами. – Это вы, молодежь, мнетесь.

– Котов тоже молодежь.

– Значит, он все правильно понимает. У меня в отделе была стажерка, вроде толковая. Я ее отправил брать интервью у менеджера одной там авиакомпании. А она приходит потом и говорит: я один раз вопрос задала, он как-то отбрехался. Но не могу же я спросить еще раз, человек же ясно дал понять, что не ответит.

– А вы ей что?

– А я ей сказал, что она может прямо сейчас манатки собирать и идти в ту авиакомпанию пиарщицей, если она так об их руководстве печется.

Все усмехнулись, впрочем без особой искренности. Инга скривила губы.

– Вы не обижайтесь! – заметив это, сказал Вячеслав. Смущенным он нисколько не выглядел. – Я ничего против пиарщиков не имею. Вы тоже нужны, помогаете нам. Вы вот вообще нас всех в Париж повезли, отчего ж мне иметь что-то против? Просто журналистика – это не обычная работа. Это призвание. Многие думают: а, легкотня, я в школе сочинения хорошо писал, значит, и здесь смогу. Нет. Журналистика – это не просто слова в предложения складывать, это искать информацию, обрывать телефоны, расследовать, докапываться до сути. Мало кто может.