Харбин

Болохов поцеловал ее в лоб.

– Ну хорошо. Коль хочешь – объясняйся с ротмистром. Только прошу тебя: не делай это сегодня. Ты же видишь: люди пришли отдохнуть, повеселиться… Неужели ты хочешь испортить им настроение? Ведь Шатуров просто так не сдастся. Еще чего доброго стрельбу откроет… Тогда какое уж веселье?.. Ну, ты согласна?.. – Он внимательно посмотрел в Лизины глаза, пытаясь понять, что у нее в душе, но они были скрыты за пеленой слез. Ему жалко стало девушку. – Давай договоримся так: ты не предпринимаешь никаких действий до тех пор, пока я сам тебя об этом не попрошу. Идет?..

Она порывисто вздохнула.

– Пусть будет по-вашему…

Весь вечер она была задумчива и молчалива. И как Шатуров ни пытался ее развеселить, сделать этого не смог. «Что с ней? – думал он. – Неужели на нее так подействовал Вертинский? Впрочем, после его концерта многие выходили с заплаканными глазами. Ведь что бы он ни пел, он пел о далекой родине, куда все они хотели вернуться».

– Вы бы, Александр Петрович, к госпоже Иевлевой присмотрелись, – еще когда они садились за стол, шепнул Болохову ротмистр. – Штучка, доложу я вам, не простая, но довольно соблазнительная, – подмигнул он ему. – Уверен, у вас получится…

Но за Варей приударил рыжебородый Аркашка, тогда как Болохов вел себя со всеми дамами ровно; за столом шутил, смеялся, а когда заиграл джаз, то стал по очереди приглашать на танец то Варю, то Лариссу. А вот с Лизой было сложнее – ее Шатуров ни на минуту не отпускал от себя. Если танцевал, то только с ней. Когда же ее пытался пригласить кто-то другой, он хмурился и, ни слова не говоря, брал девушку под руку и уводил на танцевальный пятачок. То ли чутье ему что-то подсказывало, то ли, как всякого жениха, его просто мучила ревность.

Тем не менее он казался необыкновенно счастливым. Видимо, оттого, что он уже жил в предвкушении свадьбы. В такие минуты всегда хочется чего-то особенного. Вот и выбор ресторана, – а это он предложил спутникам отправиться в «Модерн», – был сегодня не случайным. Здесь всегда собиралась изысканная публика, и вообще все здесь напоминало ему Питер. И это торжественное убранство зала, и хрустальный перелив массивных люстр над головой, и дорогие тяжелые портьеры на окнах, и лампы с абажурами, что стояли на каждом столе. Даже дым сигарет и веселый звон бокалов был здесь особый… Это ощущение чего-то родного усиливалось тем, что вокруг было много знакомых лиц. Люди то и дело подходили к ним, чтобы выказать им свое почтение. Бывало, являлись целой компанией с шампанским, придавая застолью особое настроение. Чиновники, купцы, военные, артисты… Кого тут только не было! Шум, смех, громкие речи… Запах хмельного, пищи и табака щекотал ноздри и веселил душу.

Однажды, когда вся компания в очередной раз отправилась в фойе, чтобы подышать свежим воздухом, Болохова остановил какой-то человек азиатской наружности и сказал ему, что его хочет видеть господин Наямото.

Наямото, Наямото… – стал вспоминать Александр. Уж не тот ли это японец, которого он видел несколько месяцев назад в приемной руководителя РОВСа? Но что ему нужно?

Человек с азиатской внешностью провел его в отдельный кабинет, поклонился сидевшему за столом господину, в котором Болохов тут же узнал своего «старого знакомого», и вышел.

– Да вы садитесь, господин Болохов, – указал на кресло рядом с собой Наямото-сан. – Садитесь…

Александр настороженно посмотрел на него.

– Откуда вам известна моя фамилия? – спросил он японца.

Тот улыбнулся, обнажив два ряда мелких крысиных зубов.

– У меня такая профессия, чтобы все знать, – заявил он.

Болохов сел, но сделал это без всякого удовольствия.

– Итак, я вас слушаю.

Японец усмехнулся.

– Это я вас хочу послушать, Александр Петрович… – сказал он. – Скажите, сколько времени вы находитесь в Харбине? Месяц? Два? Три?.. А почему же до сих пор не пришли к нам? Я имею в виду японскую миссию в Харбине. Вам же, кажется, было приказано сразу по приезде в город посетить нас. Или я ошибаюсь?

Болохова возмутил тон, которым с ним говорил японец. «Сволочь! – заскрипел он зубами. – Ишь, “вам приказано”… Я б тебе показал кузькину мать, будь мы в другом месте». Вслух же сказал другое:

– Я в самом деле виноват, Наямото-сан, – произнес он. – Понимаете, закрутился. Пока искал работу, пока то, се – и время пролетело.

Японец вдруг понимающе кивнул ему и миролюбиво улыбнулся.

– Ну хорошо, хорошо… На первый раз я вас прощаю. Но больше вы так не поступайте. Учтите, мы люди серьезные и не потерпим, чтобы нас водили за нос…

– Да что вы все… – хотел возмутиться Болохов, но японец тут же остановил его.

– Довольно, тема закрыта, – сказал он. – А сейчас слушайте меня и запоминайте: завтра ровно в восемь часов вечера я вас жду в этом самом кабине. Будет очень серьезный разговор… – Он сделал паузу, давая возможность собеседнику обдумать его слова. – Я живу в отеле и каждый вечер спускаюсь сюда поужинать, – пояснил он. – Так что при случае вам будет нетрудно найти меня. А сейчас я не смею вас задерживать. Вы, кажется, пришли с друзьями? Вот и идите к ним.