Харбин

Мария Павловна с какой-то затаенной тоской посмотрела на дочь.

– Да… да, надо поговорить, – рассеянно произнесла она.

– Но это невозможно – ведь Александр Петрович находится на казарменном положении, – напомнил им Петр.

– И в самом деле… – произнес отец.

– А я позвоню Сергею Федоровичу и попрошу, чтобы он мне помог, – тут же сообразила Лизонька. – Он все может…

– Да уж, в этом ему не откажешь… – усмехнулся Петруша. – Тот еще жук.

– Не смей! – прикрикнула на него сестра. – Петя… как ты несправедлив к нему, – уже мягче произнесла она. – Когда-нибудь ты поймешь, что был не прав. Господин ротмистр замечательный человек. Самое главное, у него есть душа…

– А честь? Как насчет офицерской чести?.. – с сарказмом произнес брат.

Лиза покачала головой.

– Ты неисправим, – сказала она.

На следующий день Лиза с утра позвонила Шатурову и попросила, чтобы он устроил ей встречу с Александром. Тот не мог ей отказать. Только дал понять, что это будет очень трудно сделать. Однако где-то через пару часов Болохов уже сидел в пролетке, которая везла его в Модягоу. На душе было неспокойно. «Что случилось?» – слушая, как весело стучат о булыжную мостовую копыта молодой каурки, с тревогой думал он. Почему вдруг Лиза решила просить его о встрече? Он прокручивал в голове все возможные варианты, пытаясь найти ответ, но все они тут же отпали, как только он поговорил с Лизой.

Она выглядела бледной и очень взволнованной. Встретив Александра у порога, она тут же повела его в свою комнату – будто бы не хотела, чтобы кто-то из домашних увидел его. Однако когда они шли через гостиную, откуда-то появилась Мария Павловна. Увидев его, она коротко ответила на его приветствие и отвела глаза. Это еще больше насторожило Александра. «Произошло что-то очень серьезное, – решил он. – Может, Лизины родители решили, чтобы она больше не встречалась с ним? Но тогда какое они имеют право?.. Не им – Лизе решать, как тут быть».

– Садись, Саша, – когда они вошли в комнату, произнесла Лизонька, указывая на стул, а сама села в маленькое креслице у окна.

Каждый раз, входя в эту комнату, Болохов чувствовал какую-то неловкость. Будто бы он заглядывал в чужой дневник, полный девичьих тайн. Здесь было чисто и светло и пахло цветами. Хотя герань и фиалки, что стояли в глиняных горшочках на подоконнике, так пахнуть не могли. Значит, то были нежные тонкие эфиры, которые присущи только юности. И от этих эфиров кружилась голова и громко стучало сердце.

Но на этот раз все было иначе. Мельком оглядев комнату и отметив, что никаких изменений здесь не произошло – та же аккуратно убранная девичья кровать, те же тюлевые занавески на окне, тот же письменный стол, над которым висел Лизин портрет, выполненный его рукой, – он не стал, как это бывало прежде, умиляться этой незатейливой обстановкой. Вместо этого он терпеливо ждал, что ему скажет Лиза.

– У нас на днях побывал господин Карсавин… – наконец заговорила она, и было видно, с каким трудом ей даются слова.

Болохов сделал вид, что это известие его не удивило. Хотя на самом деле он уже обо всем догадался. «Выходит, все дело в Борисе, – решил он. – Интересно, что же он им наплел? Сказал, что они имеют дело с советским чекистом? Но это исключено! Он же не дурак, в конце концов. Ведь тем самым он и себя бы выдал. Тогда что?..»

– До меня дошли слухи, что господин Карсавин стал частым гостем в вашем доме… – не зная, как еще отреагировать на Лизины слова, с некоторым упреком произнес он. – И отчего это вдруг?..

Лиза как будто не услышала его вопрос.

– Саша, он нам такое сказал… такое…

Болохов подошел к ней и погладил ее по голове.

– Ну что ты, Лизонька? Успокойся… – произнес он.

Она покачала головой.

– Если бы ты знал, как мне сейчас тяжело, – проговорила она. – Скажи, Саша, это правда?..

– Ты это о чем? – сделал он вид, что не понял ее.

Она взяла его за руку и заглянула в глаза.

– Карсавин говорит, что ты чекист… Скажи же, что это не так!

Болохов не ответил ей, только нахмурился.

– Ну что же ты молчишь? – умоляюще смотрела на него девушка.

Он молчал.

– Саша!..

– Да, я слушаю тебя… – Он аккуратно высвободил свою руку и подошел к окну. Выглянув на улицу, увидел веселую ватагу ребятишек, которые, подставив голые спины солнцу, гоняли мяч прямо на мостовой. «Счастливые! – подумал он. – Жизнь еще не обожгла их своей правдой, потому и живут они ощущением бесконечного счастья».

– Я спрашиваю, это правда?

– Ну, допустим… – как-то непривычно жестко вдруг произнес Болохов и тут же: – А это что-то меняет? Я говорю про наши с тобой отношения, – пояснил он.

Теперь уже молчала она.

– Я задал тебе вопрос… – напомнил Болохов.

– Нет… не меняет… – пыталась сдержать она слезы, но это ей не удалось. – Значит, все-таки ты не тот, за кого себя выдавал… – явно разочарованно вдруг произнесла она, вытаскивая из-за рукава платочек и промокая им глаза.

– Лиза, неужели это сейчас так важно? Я же люблю тебя!

Он с надеждой смотрел на девушку. В ее глазах было столько боли!