Харбин

Он прислушался. Советская артиллерия продолжала массированный обстрел линии обороны противника. В основном били по судам Сунгарийской речной флотилии, которая, видимо, мешала красным высадить десант. Артиллеристам помогала авиация. Отбомбившись, самолеты возвращались на свой аэродром, а через несколько минут снова появлялись над позициями врага. Долго ли это будет продолжаться?

Болохов вдруг поймал себя на мысли, что сам причастен ко всему, что творилось вокруг. Ведь это он снабжал Центр секретными сведениями, указывая места сосредоточения войск противника. Вот и Лахасусу – это его рук дело. Не он ли дал знать Москве, что это важный стратегический плацдарм, откуда противник намеревается нанести свой первый удар?.. Эх, знали бы его казачки всю правду – да они б его просто разорвали на части. Но они ни о чем не догадывались. Стояли возле своих коней и нервно курили, напряженно вглядываясь вдаль. Город горел. Черные клубы дыма, отрываясь от земли, густо шли в небо.

Три часа с небольшими перерывами авиаторы бомбили Лахасусу. После этого последовали удары по тыловой базе противника – расположенному неподалеку городу Фугдин. Потом выяснится, что советские летчики потопили пять судов Сунгарийской военной флотилии. Легкому же крейсеру «Цзян-хин» и поврежденной канонерке удалось уйти к Фугдину. Путь советскому десанту был открыт.

Двенадцатого октября в половине шестого советские баржи с десантом на борту, сопровождаемые бомбардировщиками, двинулись к устью Сунгари. На палубах за мешками с песком были установлены пулеметы и орудия. Китайцы пытались остановить противника, однако тому удалось под прикрытием артиллерии с канонерской лодки «Красный бурят» и минного заградителя «Сильный» добраться до вражеского берега и высадить десант. После этого канонерки отошли на середину реки и шквальным огнем своих орудий стали прикрывать продвижение пехоты. Ожившие вновь огневые точки врага быстро подавлялись. Через час на высокий китайский берег выгрузилась полковая артиллерия и стала огнем поддерживать наступление пехоты.

Удар был таким внезапным и сокрушительным, что китайцы поспешно отступили.

– Командир, веди нас в атаку! – просили казаки, но Болохов медлил.

– Нас мало, что мы сможем сделать?

– Так уж лучше сгинуть в бою, чем так!.. – отчаявшись, кричал худой чернобровый казак. Конь под ним храпел, волновался, бил копытом – в бой рвался.

– Верно, на миру и смерть красна! – поддержал его другой казак – и пошло-поехало.

Загудели казаки, засверкали глазищами. Вот-вот пойдут в ослушку и сами ринутся на врага. Да как же, мол, так? Мы ведь столько лет ждали этого часа, чтоб вернуться домой, а тут… Да пропади она пропадом такая жизнь!

Болохову было жалко казаков.

– Вот что, братцы, давайте-ка лучше дождемся темноты, а потом и рванем на ту сторону, – сказал он им. – Сами видите, что творится… Но ничего, большевики долго тут не задержатся – уйдут вперед. Тут мы и воспользуемся моментом.

– Что, одной сотней пойдем завоевывать Россию? Не выйдет, – вздыхал Сынок. – Была бы сила. А где она? На китайцев уже никакой надежи нет – те в штаны наложили и бегут. Тогда что говорить?..

– Но ведь мы-то не наложили в штаны! – успокаивал Александр. – Воевать, конечно, нам не с руки – перебьют, как мух. Я предлагаю под покровом ночи переправиться на тот берег, а потом… – Он умолк, будто бы соображая что-то. – Ну а потом – кто куда…

– Это как? – спросил его пожилой казак с глубоким шрамом на впалой щеке.

– А так… Доберетесь до дому – и затаитесь, – сказал Болохов. – Надеюсь, родственники вас не выдадут. А время пройдет – все и забудется. Тогда можно будет смело вылезать из подполья. Не коротать же вам жизнь на чужбине – с тоски помрете.

– Страшно… – сомневался кто-то из казаков. – А как не получится?

– Дело говорит командир, – вступился за поручика Угаров. – Будем прорываться. Вы-то с нами? – спросил он Болохова.

– Я вас подстрахую, – ответил тот. – Только пулеметик мне оставьте…

– А потом вы куда?

– А потом назад…

Угаров покачал головой.

– Не понимаю я тебя, командир. Хотя что там – чужая душа потемки…

Остаток дня они провели, скрываясь от чужих глаз в лесу. Места себе не находили – все ждали, когда наступит вечер. «Ничего, потерпите, – думал Болохов. – Радуйтесь, что хоть живы остались. А вот не послушались бы меня, бросились бы с шашками на артиллерию – лежали бы сейчас бездыханные где-нибудь в пожухлой траве, дожидаясь прилета голодного воронья. А так хоть шанс какой-то есть…»

День показался им долгим, как сама жизнь. Когда наступила ночь, они под покровом темноты вышли из лесу и тайком направились к берегу, куда еще с вечера китайские рыбачки вытащили свои «юли-юли» – этакие утлые одновесельные лодчонки, на которых они целыми днями шныряли по речным заливчикам, проверяя ловчие снасти. Не сговариваясь, казаки подхватили на руки деревянные тяжелые посудины и стали ставить их на воду.

– Может, оставите лошадей? – спросил их Болохов. – Зачем вам такая морока?

Казачки заволновались.

– Э, нет! – послышался в темноте чей-то голос. – Казаку без лошади никуда.