Харбин

Болохову с проводником повезло: до берега они добрались без приключений, если не считать того, что кто-то раза два их окликнул в темноте, испрашивая огоньку, но они-то знали, что это обычный шпанской прием, дабы привязаться к человеку, и потому не остановились. Сюрприз их ждал впереди. Когда они вышли на улицу, примыкавшую к высокому берегу, и уже намеревались спуститься вниз, к спящей подо льдом реке, они услышали за спиной чьи-то торопливые шаги.

Их было трое. Вначале они приняли их за военный патруль, но когда им в грубой форме было предложено остановиться и вывернуть карманы, у Болохова тут же отлегло от сердца. С этой тварью, решил, они как-нибудь справятся – это тебе не казенные штыки. Но те трое, что вздумали их ограбить, оказались не робкого десятка. Встретив сопротивление, они пустили в ход ножи. На счастье, у Федора оказался железный прут, который он на всякий случай взял с собой в дорогу, – он-то и помог им отбиться от бандитов.

Теперь о ночной схватке напоминала лишь резаная рана на щеке Болохова, которую он поначалу не ощутил вгорячах, и лишь когда кровь залила ему лицо, когда он, сняв шерстяную перчатку, дотронулся до щеки и почувствовал, как что-то липкое и тягучее растеклось у него между пальцев, понял, что ранен. Правда, говорить об этом проводнику не стал. А зачем? Пожалеть тот его все равно не пожалеет, разве что посмеется над ним или же выматерит за ротозейство. Вместо этого приложил перчатку к ране – да так и вышел на лед Амура.

К зиме река в этих местах сильно мелела, и на ней появились уходившие далеко к фарватеру косы. По одной из них, Шадринской, они и отправились туда, где за невидимой стеной тальника, притаившись в ночи, тревожно дремал этот загадочный маньчжурский Сахалян. Что это была за коса и откуда у нее взялось это название, Болохов так никогда и не узнает, между тем у нее была своя история.

Жил некогда в Благовещенске богатый промышленник Семен Саввич Шадрин, чья жизнь, по разумению людей знающих, стала образцом служения отечеству и своему родному городу. Больше всего он прославился тем, что внес неоценимый вклад в строительство самого величественного здешнего храма. После отвода благовещенской городской думой в конце XIX столетия участка под строительство Свято-Троицкого собора, о чем ходатайствовал Священный синод православной церкви, именно он первым выразил желание финансировать стройку.

Говорили, что капитал свой Семен Саввич нажил праведным трудом. Подзаработав на золотых приисках деньжат, он выкупил у здешнего купца Першина небольшой заводик и благодаря своим незаурядным способностям сделал из него крупнейшее в городе предприятие со своим жилым рабочим поселком из десятков рубленых домов.

Большую часть своих капиталов Шадрин вложил в строительство Свято-Троицкого храма. Когда храм был готов, то на его же деньги был отлит и завезен в город самый большой на Дальнем Востоке колокол, который православные мужики, осенив себя крестным знамением, под восторженный гул толпы и благословения священников водрузили на колокольню собора. А до того самым большим соборным колоколом считался тот, что принадлежал Благовещенскому кафедральному собору.

Позже рядом с храмом появился женский монастырь, который Семен Саввич построил, исполняя светлое желание любимой супруги Епистолии, и где, согласно завещанию, он ее потом и похоронил. Весь этот комплекс находился рядом с городским кварталом, который в свое время целиком принадлежал Шадриным. Там и дом их был с подворьем.

Всего в нескольких десятках шагов от того места, на Амуре, в мелководье хорошо просматривалась коса, которую благовещенцы прозвали Шадринской. Видимо, потому, что сюда по осени после летней навигации рабочие с помощью нехитрых приспособлений вытаскивали для зимней стоянки и ремонта принадлежавшие Шадрину пароходы и баржи.

Так и осталось в памяти народной то, как богатый промышленник по фамилии Шадрин на свои деньги выстроил прекрасный собор, который чаще называли Шадринским, – в благодарность о деяниях Семена Саввича. Когда Болохов появился в этом городе, собор покуда еще существовал, но пройдет немного времени, и его взорвут вместе с десятками других храмов, после чего Благовещенск навсегда перестанут называть дальневосточным Иерусалимом.

…Хрустит под ногами снег; потревоженные, разлетаются в стороны мелкие льдинки, издавая звук, похожий на звук битого стекла. Все это пугает Болохова, у которого и без того нервы напряжены до предела. Ведь не на блины к теще идет – в логово врага. Что там? Как там? Вернется ли он живым и невредимым домой? О, он наслышан про пытки этих китайцев… У тех, говорят, жизнь человеческая ничего не стоит, так что могут и шкуру с тебя содрать, как с того барана, а могут еще и ослепить и оскопить… Одним словом, азиаты!