Хардкор

Синева ее глаз была потрясающе глубокой, как вода в горном озере, и такой же холодной. Голос — словно шелест травы на поле от сильного ветра.

— Ешь, доча, чего ты, — прикоснулся к ее ладони Гвен.

Илва опустила руку мне на ногу. Я заметал, как Волчица принюхивается.

— И давно у вас живет тролль? — наконец спросила она.

Ее пальцы сжались, показалось, что когти пробьют плотную ткань штанов. Гвен застыл, из уголка его рта на тарелку шлепнулся кусок мяса.

— Доча, выйди, — сказал он.

Та, что-то почувствовав в его голосе, безропотно встала и прошла вверх по лестнице, напоследок обернувшись ко мне. Гвен почистил нож и положил возле тарелки. Я незаметно опустил ладонь на свой меч, который не снимал с пояса. Законы гостеприимства — дело хорошее, но с оружием расставаться не хотелось.

— Десять лет минуло с тех пор, как она пришла в наш дом, — наконец произнес Гвен. — Маленькая девочка с небесно-голубыми глазами. Ты думаешь, мы не поняли сразу, кто она? Думаешь, было легко жить поначалу вместе с… чудовищем?

Ольха шумно вздохнула.

— Десять лет назад она стояла на нашем крыльце и смотрела своими глазищами. А ты бы выгнал? Пусть чудовище. Пусть странная. Но ребенок же. Может быть, ее родителей убили. Я не спрашивал. Она не рассказывала. И вы знаете что, — наклонился он к нам через стол. — Думаете, почему мы выжили в этой глуши? Из-за нее и выжили. Не нападают тролли на своих. Наша доча нас и спасает.

На втором этаже послышался скрипящий звук: «Х-х-е-е!», и по равнине эхом прокатился ответный всхлип. Гвен молча налил себе кружку медовухи и залпом осушил до дна.

— Вот такие дела, — сказал он.

— Ваша жизнь, — подал голос Олег. — Ваш выбор. Кто мы, чтобы осуждать или решать за вас, что верно, а что  нет. Х-х-е-е! — внезапно выдохнул он и закашлялся.

Вскочившая Илва застучала ладонью по его спине.

— Тролли, — сказал Гвен. — Буран. Ночь близко. Оставайтесь, хотя это вам и влетит в денежку. Кровати мы вам постелем в гостевых. Печку растопим. Отправитесь в Грьёдт с рассветом.

Звучало заманчиво.

— Остаемся? — спросил Ёжик, сидящий возле отца.

— Возможно, — ответил Олег. — Всё равно в буране не добраться на одном гасторнисе. Второй сломался.

— Сломался? — заинтересовался Гвен. — У вас творения саргарцев?

— Да, — кивнул я.

— И далеко отсюда ваша птичка опрокинулась?

— Рядом, метров пятьдесят на юг по дороге. Вторая стоит у вас под навесом.

— Сколько дадите, если починю?

— Достаточно, — недоверчиво сказал Олег.

Гвен, кряхтя, поднялся, достал из большого окованного железом сундука сумку и вышел из дома.

— Вы не смотрите, что он у меня такой, — сказала Ольха. — Гвен раньше у торгашей служил, разные места повидал, только рассказывать не любит. А потом здесь осел, значит. Здесь трудно выживать в не сезон, когда торговцев мало ездит.

Услышав скрип входной двери, на лестнице вновь показалась Юрха. Сначала были видны лишь ее голые ступни, а затем девушка наклонилась и принялась меня разглядывать.

— Слышала, что отец сказал? — прикрикнула на нее Ольха. — Марш к себе!

Юрха зашлепала по ступеням и скрылась на втором этаже.

— Вы ешьте, ешьте, я вам сейчас кровати постелю, — забеспокоилась хозяйка. — У нас три комнаты для гостей.

— Я с папой, — сразу сообщил Ёжик.

Олег промолчал.

Под вечер, когда поля затопила темнота, а буран и не думал прекращаться, Гвен вернулся.

— Бегает ваша птичка, — не без самодовольства сообщил он. — До Грьёдта дотянет, а там можете выбросить. Вам повезло, что у торговцев, с которыми я ездил, была подобная тварь. У них есть запасной накопитель молний, надобно только знать, как его подключить. На втором гасторнисе я тоже его задействовал. Так что с вас десять монет.

Олег крякнул, но безропотно полез в мешок за деньгами.

— И за ночлег еще пять, — быстро сказал хозяин.

— Три, — сказала Илва.

Гвен посмотрел на ее оскаленные клыки и согласился.

***

Ночью за плотно закрытыми ставнями ревел буран. Сквозь его завывания слышалось, как на равнине протяжно и заунывно вздыхали тролли, будто где-то далеко подавала голос жерлянка. Ольха перестаралась с печью — воздух в моей комнате был жарким и душным до выступившего пота. В соседних комнатах спали Илва и Ежик с Олегом, храп которого проникал сквозь бревенчатую стену. В одном из бревен, как раз над моим ухом, монотонно тикал жучок-древоточец, отсчитывая время.

Не спалось. Казалось, что в коридоре кто-то ходит и скребется в дверь. Наконец, не выдержав, я зажег свечу, но от этого стало еще хуже —  по комнате расползлись дрожащие тени, будто под дверь пролезли щупальца тьмы.

Наверное, влияла близость монстра, трудно ощущать, что где-то рядом находится тролль, пусть даже в человеческом облике.

В дверь снова едва слышно застучали. Я поставил свечу на стул, достал меч, подошел, прислушался, а затем распахнул дверь и с удивлением увидел на пороге Илву. Она стояла в ночной рубашке, которую одолжила у жены хозяина.

— Зачем ты пришла? — спросил я.

— Тише, — приложила она палец к моим губам и проскользнула в комнату. — Ёжика разбудишь. Ты знаешь, зачем я здесь.