Харикл. Арахнея

Вскоре вошёл Пегнион. Весёлое лицо его давало надежду на хорошие вести. Он сказал Хариклу, что господин его решился сегодня же непременно съездить по делу в Сикион и велел просить его одолжить ему лошадь, которая давно уже стоит без дела. Он пробудет в отсутствии всего две ночи, а Харикл вряд ли до тех пор уедет из Коринфа. Юноше казалось, что он отлично понимает цель этого путешествия, и хотя он ни на минуту не сомневался в том, что сам Сотад был посредником в делах своих дочерей, но ему всё-таки было приятнее, что этот грубый человек оставлял его одного с женщинами. Поэтому он охотно согласился. О Мелиссе Пегнион не мог ещё сказать ничего, а на вопрос Харикла, отчего отворялись ночью двери дома, мальчик объяснил, что рабыня выходила под утро, чтобы зажечь у соседа потухшую лампу. Харикл заставил себя поверить.

Сотад уехал; был уже давно полдень, а Харикл всё ещё не получал никаких известий от Пегниона, которого он ожидал на рынке, где встретился и с Ктезифоном. Сообщив другу о своей надежде, он уговорил его остаться лишний день в городе. Ктезифон согласился неохотно и снова предостерёг его. Но юноша и не подозревал, чтобы за этою, столь обыкновенною игрою могла скрываться какая-нибудь опасность. В нетерпении ходил он взад и вперёд. Наконец к нему подошёл мальчик с желанным известием. Ему удалось уговорить мать, и Мелисса с нетерпением ожидает своего возлюбленного. Как только все уснут, он сам проведёт его к тихому покою, где Дионис и Афродита, эти неразлучные боги наслаждения, встретят его.

— Смотри, — прибавил он, — не забудь только вручить матери мину серебра, когда она отворит тебе дверь, вспомни также и об услуге, которую я тебе оказал.

В гостеприимном доме, в котором остановился Ктезифон, шестеро молодых людей, в том числе и он, а также сам радушный хозяин возлежали за пиром. Разносили венки и благовония и мешали вино. Весёлые разговоры присутствовавших изобличали в них людей, наслаждавшихся жизнью и хорошо знакомых с красавицами Коринфа.

— Мне придётся остаться у тебя днём долее, — сказал Ктезифон своему хозяину. — Друг, с которым я приехал, одолжил свою лошадь хозяину дома, в котором он живёт, а Сотад — так зовут его — предполагает возвратиться не ранее чем через три дня.

— Сотад, — вскричал один из молодых людей, — не тот ли, который выдаёт себя за отца моей Стефанион?

— И очаровательной Мелиссы, — прибавил другой.

— Да, так зовут его дочерей, — сказал Ктезифон. — Вы его знаете? Он поехал сегодня в Сикион.

— Не может быть, — возразил второй, — я сам видел его давича в сумерках в то время, как он пробирался по направлению к Истмийским воротам; как он ни скрывался, я всё-таки узнал его. Странно только то, что минуту спустя я встретил его раба, который действительно вёл прекрасную лошадь.

— Тут что-нибудь да кроется, — сказал первый, вскакивая с места. — Стефанион прислала сегодня мне сказать, что она больна и чтобы я к ней не приходил. Я не хочу думать, чтобы девушка, которая два месяца принадлежит мне

— Успокойся, — сказал Ктезифон, — моему другу нравится младшая сестра, Мелисса.

— Ну, — сказал этот, — нет сомнения, что твоему другу грозит какая-нибудь опасность. Этот Сотад самый бесчестный из сводников, и твой друг будет уже не первым иностранцем, которого он сначала заманит, а потом поступит с ним, как с обольстителем своей дочери.

— В таком случае, друзья, — вскричал хозяин Ктезифона, — всего лучше будет, если мы отправимся к дому Сотада и посмотрим, не можем ли мы помешать какой-нибудь мошеннической проделке.

Предложение было принято тем охотнее, что Главку хотелось убедиться в болезни его Стефанион, а другие надеялись увидеть забавную сцену в доме гетер.

— Но нас не впустят, — сказал один из них.

— Об этом нечего хлопотать, у меня есть ключ от двери сада, а оттуда мы пройдём прямо в женские покои. За два золотых статерна Никипа сама дала мне его в распоряжение на всё то время, пока мне принадлежит Стефанион. А в случае, если изнутри задвинута задвижка, я сумею всё-таки один выломать эту дверь. Идём скорее. Надеюсь, что мы скоро возвратимся к нашим кубкам.

Харикл был у цели своих желаний. У дверей маленькой комнатки, которую Никипа заперла снова снаружи, стоял Пегнион и подслушивал. Вот он тихонько прокрался к выходной двери, осторожно открыл её и стал пытливо озираться среди мрака наступающей ночи. Сначала ему показалась подозрительной группа людей, состоящая из пяти-шести человек; они шли вдоль улицы из города и остановились на некотором расстоянии; но и они удалились, повернув в узкую улицу, которая огибала сад. С наслаждением побрякивал Пегнион пятнадцатью драхмами, несколько раз подбрасывая их на ладони, а затем тихонько и с большой поспешностью стал пробираться вдоль улицы. Дойдя до четвёртого дома, он остановился и постучал. Его впустили, и через несколько минут оттуда вышли четверо мужчин в сопровождении трёх рабов, а за ними шёл и Пегнион. Один из них — это был Сотад — купил в ближайшей лавке пару факелов, зажёг их и направился к своему дому.