В сопровождении мальчика Харикл дошёл до дома, довольно невзрачного на вид, стоявшего невдалеке от Кенхрейских ворот, на одном из самых бойких мест, где всюду были лавки. Соседство с Кранионом и улицей гавани приводило и сюда множество народа. Здесь находил всякий: и питающийся луком матрос, и натирающийся душистыми мазями щёголь, первый — за пару оболов[30], составляющую, может быть, более половины его дневного заработка, второй — за горсть серебра, — место, где принимала их нежная красавица, готовая удовлетворить желания каждого из них. Дав своему проводнику несколько монет, Харикл собирался уже идти к двери, но в это время мальчик, указывая на коренастого, не совсем опрятно одетого мужчину с наглой физиономией и осанкою, закричал ему, что человек этот и есть возвращающийся домой Сотад.
Юноша подошёл к Сотаду и объяснил в нескольких словах что он ищет гостеприимства на несколько дней и что друг из Аргоса советовал ему обратиться сюда. Незнакомец оглядел его с ног до головы, словно выдающий ссуду трапецит, и с удовольствием остановил свой взор на статной лошади и тяжело навьюченном благообразном рабе, сказав несколько недовольным тоном:
— Мой дом, в сущности, не место, где бы мог останавливаться всякий; ты бы гораздо лучше сделал, если бы пошёл в ближайшую гостиницу. Я имею дочерей, красота которых и без того привлекает слишком много поклонников, и при тесноте моего дома не так-то легко давать приют таким молодым людям, как ты. Впрочем, будь моим гостем, так как ты послан сюда моим другом из Аргоса; я позабочусь о том, чтобы ты и лошадь твоя ни в чём не нуждались.
С этими словами он отпер дверь, позвал раба, который взял лошадь, и, пригласив Харикла войти, последовал за ним в сопровождении Мана.
Грубоватая речь этого человека и вообще его манера произвели не совсем-то благоприятное впечатление на юношу, а следы некоторого беспорядка во дворе не способствовали к тому, чтобы составить особенно выгодное мнение об образе жизни обитателей дома. Черепки битых кружек из-под вина лежали в одном углу, завядшие венки — в другом. Из внутренних покоев дома доносился шум голосов, к которому примешивалось по временам и пение. Можно было бы подумать, что этот шум происходит оттого, что здесь пируют мужчины, но ведь было ещё слишком рано, хозяин дома только что возвращался и солнце ещё не село. Действительно, этот беспорядок, казалось, отчасти смутил, отчасти рассердил хозяина, который поспешно провёл гостя по лестнице наверх, где он отвёл ему такое прекрасное помещение, существование которого Харикл и не предполагал в подобном доме.
— Надеюсь, что тебе здесь понравится, — сказал он. — Но ты пришёл издалека и нуждаешься в отдыхе. Пегнион, — крикнул он мальчику лет пятнадцати, — принеси масла, чесалку и полотно и сведи гостя в ближайшую ванну. Позаботься также о том, чтобы за ужином не было недостатка в вине и кушаньях.
Затем он удалился, а мальчик, возвратившийся скоро со всеми нужными принадлежностями, проводил Харикла в ванну. Возвратясь в своё помещение, Харикл нашёл уже готовый ужин, за которым Пегниону сегодня не пришлось служить особенно долго, так как отдых и сон были юноше нужнее, чем пища.
А между тем, несмотря на усталость, он долго не мог заснуть. Даже наверх к нему в комнату всё ещё доносились из глубины дома беспорядочные крики и дикий смех. Была уже почти ночь, а Харикл услышал, как раздался сильный стук у входной двери и затем ворвалась толпа гостей. Ему казалось, что он слышит ясно имя Стефанион: не так ли назвал мальчик одну из дочерей хозяина дома? Значит, в самом деле здесь вели не только несколько свободный образ жизни, как уверял друг в Аргосе, но образ жизни настоящих гетер. А между тем грубое, почти отталкивающее обращение отца совсем не вязалось с этим. Он не был похож на сводника, который ласково и с предупредительностью встречает людей, погибель которых замышляет в сердце. Однако, должно быть, девушки пользуются известностью, так как даже мальчик знал их имена. Все говорили, что они прекрасны, и Харикл порешил во что бы то ни стало познакомиться с ними на следующий день.
Случай к тому представился скорее, нежели он ожидал. Когда на другой день он вышел из дому, к нему подошёл Сотад и пригласил его отобедать в кругу его семьи.
— Я тщательно оберегаю своих дочерей от опасного знакомства с посторонними молодыми людьми, но твоё лицо выражает так много скромности, серьёзности и мудрости, что тебя мне бояться нечего.
Молодой человек принял приглашение с улыбкою. Ему казалось, что приглашение это разъясняло характер его хозяина, очевидно избегавшего придавать своё ремесло гласности. Тем сильнее становилось любопытство, и никогда в жизни не ожидал он ещё с таким нетерпением обеденного часа. Наконец, после долгих ожиданий, солнечные часы показали, что уже пора идти в гостеприимный дом, где, в ожидании незнакомца, вся семья уже собралась.