— Запри дверь, Пегнион, — сказал он, когда они вошли, — птица-то от нас не улетит, да могут прийти незваные гости.
Без шуму прокрались они к комнатам женщин.
Вдруг дверь распахнулась настежь, и Сотад, как бешеный, вбежал в сопровождении своих спутников в комнату, где сидели Харикл и Мелисса.
— Подлец! — вскричал он, бросаясь к юноше. — Так вот как ты злоупотребляешь моим гостеприимством! Ты позоришь мой дом и соблазняешь дочь честного человека!
Юноша вскочил.
— Как мог я, — воскликнул он, — соблазнить твоих дочерей, коли они явно содержат твой дом своей красотой?
— Ты лжёшь, — кричал Сотад. — Вас, друзья, вас, знающих, как безупречна честь моего дома, беру я в свидетели того, как застал я этого злодея на ложе обнимающим мою дочь. Рабы, хватайте и вяжите его!
Напрасно сильный молодой человек старался пробиться сквозь своих противников. Борьба была слишком не равна, и скоро Сотад с помощью своих рабов повалил и связал его.
— Дайте меч, — вскричал он. — Пусть он искупит жизнью позор, который навлёк на мой дом.
— Сотад, — сказал Харикл, — не совершай преступления, которое ведь не останется безнаказанным. Я не хотел опозорить твой дом. Твоя жена сама продала мне твою дочь за мину серебра. Если же я действительно нанёс тебе вред — разве тебе поможет то, что ты меня убьёшь? Возьми выкуп и отпусти меня.
— Не я, а закон моей рукой убивает тебя. Ты заслужил смерть, — прибавил он, немного подумав, — но я пощажу твою молодость. Дай мне три тысячи драхм, и ты будешь свободен.
— У меня нет при себе трёх тысяч, нет здесь также и друзей, к которым бы я мог обратиться с просьбою сделать для меня складчину[33]. Но те деньги, что при мне, их около двух тысяч, ты получишь.
— Согласен, — сказал Сотад, — но лишь с условием, что завтра же рано утром ты оставишь Коринф. А ты, недостойная дочь, — обратился он к Мелиссе, скрывавшей лицо своё в подушках ложа, считай себя счастливой, если я не похороню тебя завтра, подобно тому афинянину, вместе с конём твоего любовника.
Он произнёс последние слова с величайшим пафосом. Громкий смех, раздавшийся у входа в комнату, был ему ответом. Это были Ктезифон и его друзья, которые незаметно вошли в двери.
— Собака, — вскричал знакомый Ктезифона, выходя вперёд, — как смеешь ты вязать свободного человека и вымогать у него деньги?
— Тебе что за дело? Зачем вы ворвались в мой дом? — вскричал смущённый Сотад. — Этот человек опозорил мой дом.
Раздался вторичный взрыв хохота.
— Опозорил твой дом! — вскричал Ктезифон. — Хочешь ты, чтобы я тебе сказал, кто по письменному условию нанял у тебя твою Стефанион на два месяца?
Между тем Главк и прочие вошли также.
— Скажи пожалуйста, Сотад — сказал один из них, — от какого брака родились у тебя эти девушки? Мне кажется, не прошло ещё и десяти лет с тех пор, как знаменитая гетера Эгедион стала твоей женой и принесла с собою этих двух дочерей, которые напрасно бы искали своих отцов по всей Греции.
Сотад побледнел; свидетели, им приведённые, скрылись из комнаты. Ктезифон подошёл к Хариклу и развязал верёвки, которыми он был связан.
— Вы мне поплатитесь за это, — кричал Сотад, скрипя зубами и в бешенстве сжимая кулаки.
— Будь доволен, — сказал знакомый Ктезифона, — если мы, из уважения к друзьям твоих дочерей, не станем подавать на тебя жалобу. Теперь же, Харикл, вели перенести твои вещи в мой дом и оставайся у меня до отъезда.
Все семеро пошли в комнату Харикла. Сотад и Мелисса остались одни.
— Дура! — сказал ей Сотад. — Про дверь-то из сада ты и забыла.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Отцовский дом