Харикл. Арахнея

На улицах было совершенно тихо, хотя уже рассветало; только немногие рабы принимались уже за свои дневные работы или же делали всё то, что необходимо было для господ утром. Там толпа пьяных возвращалась домой с поздней пирушки; на головах их еле держались совсем мокрые от мазей венки, а впереди их выступала, шатаясь, флейтистка. Манто, видимо, торопилась, ей хотелось поскорее дойти до дома Харикла. Она имела более чем кто-либо причин желать, чтобы Клеобула вышла за него замуж. Она была всей душой предана своей госпоже, а Харикл с самых первых дней жизни своей был поручен её заботам; с ним её связывала, кроме того, одна, глубоко хранимая до сих пор тайна, которую не мог знать никто на свете, кроме неё. Независимо от этого день свадьбы Клеобулы был вместе с тем и днём её освобождения от рабства, и она надеялась прожить остаток дней своих беззаботно и спокойно в доме Харикла. Но не это только заставляло её торопиться. Одно совсем непредвиденное обстоятельство грозило уничтожить вдруг все её надежды и мечты и повести к разоблачению таких вещей, которые могли иметь самые нежданные последствия. Вчера вздумалось и ей вмешаться в толпу зрителей, любовавшихся на смелые штуки, выкидываемые канатным плясуном. В это время к ней пробрался сквозь толпу какой-то раб, имевший вид сельского управляющего; он схватил её за платье и полуповелительным, полуумоляющим тоном велел ей следовать за собой. Она тотчас подчинилась его требованию. Когда они дошли до уединённого места, раб, смотря пристально на неё, спросил, кто был её господин.

— Мой господин умер, — сказала Манто.

— Не оставил ли он сына? — спросил раб поспешно.

— Нет, — отвечала она в смущении, — когда он умер, не было ещё и году, как он женился.

Раб смотрел на неё с минуту, как бы начиная сомневаться.

— Нет, — вскричал он, — я уверен, что ты была та женщина, которая двадцать один год тому назад взяла рано утром мальчика, выставленного у алтаря сострадания[129]. Я следил за тобою и видел, как ты отнесла ребёнка к повивальной бабке, Никарете; к сожалению, она давно уже умерла; заклинаю тебя всеми богами, скажи мне: кому отдала ты того мальчика? Он был сыном моего господина, у которого нет более детей.

Смущённая Манто пыталась отговориться; но её волнение доказывало ясно, что раб не ошибался. Он просил, заклинал, наконец стал грозить, так что Манто, почти совсем растерявшись, готова была уже рассказать всю правду, но мысль, что Харикл — этот мальчик был он — мог встретить совсем не таких родителей, каких бы он желал, вовремя возвратила ей самообладание. Без сомнения, родители Харикла не были людьми низкого происхождения: это доказывало тонкое полотно, в которое был завернут ребёнок, золотое кольцо с изящным голубым камнем, наконец, множество серебряных и золотых игрушек, надетых на шею ребёнка. Но, тем не менее, легко могло случиться, что счастливому и независимому Хариклу, твёрдо уверенному в своих любимых и достойных уважения родителях, имеющему порядочные средства, пришлось бы сделать не очень приятный обмен.

А Клеобула! Кто знает, какие препятствия могут встретиться вследствие этого на пути к исполнению её желаний. Во всяком случае, ей казалось, будет лучше, если открытие это последует позже, когда брак уже совершится. Поэтому она обещала рабу встретиться с ним в следующее новолуние, при закате солнца, у Акарнийских ворот, а теперь всевозможными уловками ей удалось избежать всякого объяснения.

— Но как мне поверить тебе, я не знаю даже, кто ты, — сказал он грустно.

— Клянусь тебе в том Диоскурами[130], — возразила она.

— Клятвы женщин утекают с водою, на которой они писаны, — заметил он. — Скажи мне, по крайней мере, кому ты принадлежишь?

— Зачем тебе это? — возразила она. — Если ты мне так мало доверяешь, то и это не принесёт тебе ровно никакого успокоения; разве ты можешь быть уверен, что я скажу тебе правду?

Она незаметным образом привела его снова к месту зрелищ и, воспользовавшись первой удобной минутой, скрылась в толпе.

Вот это-то обстоятельство и заставило Манто отправиться так рано к Хариклу. Она хотела достичь своей цели прежде, чем против воли её, быть может, слишком рано откроется истина. Она думала, что всё в доме будет погружено ещё в сон и намеревалась подождать у дверей, пока кто-нибудь не проснётся, но, к своему удивлению, она нашла дверь открытой и, войдя во двор, увидела Харикла, дававшего приказание рабу.

— Ступай скорее, — говорил он, — возьми это объявление, прикрепи его к одной из колонн на рынке так, чтобы всякий мог прочесть его, и найми глашатая, который бы несколько раз объявил на рынке и на всех улицах, что тот, кто найдёт золотое кольцо с голубым камнем, на котором вырезан бегущий сатир, держащий зайца, должен доставить его Хариклу, сыну Хариноса, и в награду за это получит две мины. Скажи глашатаю, где я живу и прибавь, что кольцо всего легче узнать по тому, что камень его имеет трещину, проходящую как раз через середину тела сатира.

Манто слышала только последние слова.

— Ты потерял кольцо? — спросила она, подходя к нему, когда раб удалился.