Харизма

Проходит не то час, не то три часа, и отблески света, к которым я стремилась, наконец оказываются достаточно близкими, чтобы различить, что свет исходит от фонарей, выстроившихся вдоль дороги. Под ближайшим стоит маленькое прямоугольное сооружение, в котором я узнаю почтовый ящик. Я готова расплакаться. Покрытая гравием дорога ведет к дому, скрытому за деревьями. Но проволочная изгородь и надпись «Осторожно, злая собака» не дают мне просто броситься к его дверям.

А потом я с ужасом осознаю, что тот мужчина с жестким взглядом, который остановился, заметив меня на дороге, тоже может жить здесь. Или еще кто похуже. Как я могу решить, стоит ли доверять здесь кому бы то ни было, если не могу различить лица этих людей?

Я смотрю вдоль дороги. Через каждые несколько сотен метров у дороги стоит очередной почтовый ящик – и, видимо, очередной дом. Ладно, если я не могу оценить вероятность того, скрывается ли монстр в конкретном доме, мне придется предположить, что монстры не во всех домах.

Так что я становлюсь между двух домов, глубоко вдыхаю и начинаю кричать. И я кричу и кричу, будто не смогу замолчать никогда, будто прорвало плотину, и все мое тело захлестнула бурная волна бесконечных рыданий.

Где-то раздается лай и, наконец, зажигается свет на крыльце. Я продолжаю кричать. Через несколько секунд из дома выходит женщина с винтовкой.

Двадцать три

Сквозь вскрики и слезы я рассказываю женщине, что меня похитили и что мой друг остался у дороги, без сознания. Потом я опускаюсь на землю. Либо она застрелит меня, либо приведет помощь.

К счастью, она бежит обратно в дом, и вскоре вдалеке раздается вой сирены. Я шепчу благодарственную молитву. Собака продолжает лаять.

Врачи вносят меня в машину «скорой помощи», хотя я настаиваю, что могу идти.

– Я должна быть с Шейном.

Мое горло пылает от криков.

Один из врачей прикладывает что-то холодное к моей пострадавшей руке.

– Мы позаботимся об этом, мисс Крепкий орешек.

Нет, я мисс Крутая. Просто спросите Шейна.

Еще одна сирена удаляется в поисках ветки, которую я оставила на дороге. Когда двери «скорой», где лежу я, закрываются, меня пробирает дрожь, а когда врач вводит мне в руку иглу для внутривенных инъекций, меня бросает в холодный пот.

Мое сознание мутится, и мне мерещатся толпы врагов, которые яростно преследуют меня. Их лица корчатся от ярости и желания, и они подбираются все ближе и ближе. Но я не могу ни спрятаться, ни убежать.

Кажется, проходит много времени, когда я пробуждаюсь от этого кошмара и понимаю, что я все еще в «скорой». Врач говорит, что меня нашли в тридцати километрах от Олимпии, а Шейна – еще в десяти километрах дальше. Услышав это, я плачу от облегчения.

Хотя вблизи есть больница, по указанию департамента здравоохранения и CDC и, насколько я поняла, службы национальной безопасности, нас отвозят в детскую больницу «Флоренс Бишоп», мой второй дом.

Они везут меня на каталке в отделение «скорой помощи», чтобы зашить рану на колене и перебинтовать ноги. Меня совершенно не удивляет, что доктор Калдикотт появляется меньше чем через час.

Она берет мою историю болезни.

– Обмороки или другие симптомы были?

– Нет. Как Шейн?

– Очень слаб. Он то приходит в себя, то снова теряет сознание.

Она неотрывно смотрит в планшет.

По выражению ее лица я отчетливо понимаю, каков диагноз Шейна.

– Могу я поговорить с ним? Хоть минуту?

Мне отчаянно хочется сказать ему, как для меня важно, чтобы ему стало лучше. Как сильно я… я не знаю, что. Но я просто обязана поговорить с ним.

– Посмотрим.

– Может, в «Nova Genetics» уже есть какие-то разработки, какое-то средство, которое может помочь ему, прежде чем станет слишком поздно.

Звон у меня в ушах становится тоньше.

– И я его тоже приму.

Она вздыхает.

– Доктор Гордон держит нас в курсе исследований.

Испустив еще один долгий вздох, она продолжает:

– К несчастью, одна из шимпанзе, на которых мы тестировали новое лекарство, умерла позавчера.

Это вышибает из меня дух. Доктор Гордон должен был нам рассказать.

– Которая? Руби?

– Извини, я не знаю.

У меня сжимается сердце от мысли, что мы потеряли кого-то из этих милых животных.

– Но если лекарство, над которым работает «Nova Genetics», не работает на обезьянах, это еще не значит, что оно не сработает на людях, правда?

Она пристально смотрит на меня.

– Эйслин, мы делаем все, что можем.

В комнату врывается мама, едва не сбив доктора Калдикотт с ног. За последние несколько дней ее лицо исхудало еще сильнее. Боже, через что ей из-за меня пришлось пройти.

Она обнимает меня, стискивая так сильно, что я боюсь, как бы игла капельницы не выскочила из моей вены.

– Ох, дорогая моя. Что случилось?

С чего начать?

Высокий полицейский подходит к нам и спрашивает, готова ли я ответить на его вопросы. Разумеется. Чем раньше они найдут этих вампиров, тем лучше, не то они будут воровать кровь у кого-нибудь еще, или, что еще хуже, используют кровь, отнятую у меня и Шейна, чтобы заразить СZ88 еще больше жертв.