Неделю спустя мы с Миланой поехали на Приречное кладбище с тремя букетами цветов. У могилы сестры она накрыла лицо руками и зарыдала. Я притянула ее к себе и стала успокаивать круговыми поглаживаниями по спине. Все-таки теперь я в некотором роде чувствовала ответственность за Милану. Тогда, на перекрестке, когда я прочитала белокурую девушку, я на какое-то время стала ней, понимаете? Окунулась в ее воспоминания. Есть такое выражение: 'Побывать в чьей-то шкуре'. Так вот, я побывала в ее шкуре. Стояла над гробом сестры и чувствовала все то, что чувствовала Милана в тот момент. Я понимала ее.
Второй букет я положила на могилу бабули.
Третий букет - на могилу Марселя.
Милана признала, что обладает своего рода экстрасенсорными способностями. Отсюда и 'ментальное насилие', и то, что Милана знала, что в то утро госпожа Романова отменит свою чтецкую сессию. Так что - нет, то была не самоуверенность. А экстрасенсорика.
Но Милана - преуспевающий адвокат. Она сказала: 'Оставим эту часть правды на темной стороне Луны'. И почему все состоявшиеся люди не хотят афишировать то, что у них в крови? Иное дело я: я изначально знала, кто я и кем хочу стать. Так получилось, что эти два пункта совпадали. Я, впрочем, не стала спорить с Миланой.
Кстати, о Манго, тренере Спортивного Клуба, - он получил лицензию чтеца, и, поскольку теперь его наверняка турнут из Клуба, я подумываю над тем, чтобы взять его в 'Реньи'. Расширения штатов и все такое.
Билборд с круглой зеленой башкой Ревы-Коровы убрали с крыши главпочтамта. Если верить 'желтой прессе', которой в больнице пруд пруди, был выкопан порочный пласт из прошлого древесного человека. Дескать, Рева-Корова по молодости снялся в какой-то дешевенькой порнушке, и теперь его образ ассоциируется у набожных родителей с сатаной. Очковтирательство, враки, грязные сплетни. У кого-то явно зуб на Реву-Корову. По мне, я как не ела рекламируемый им мусор, так и не буду есть.
Самара завалил мой офис тревожными подарками. Например, на каждом воздушном шарике, связку которых бедолага-курьер - крупный сомалийский кот дикого окраса в чудных штанишках и курточке, - пыжась, еле вволок в офис, было написано: 'Будь жестокой и я влюблюсь в тебя, принцесса'. Чудовищное безумие. Я решила, что с меня хватит принцесс.
К тому же, в персональной вселенной Харизмы все принцессы - хромоножки.
Ярко-голубые 'Той Вотч' вернулись в строй, а кожаная куртка, прошедшая семь кругов ада, вернее химчистки, - мне на плечи. Идя по проспекту, украдкой разглядывая себя в витринах, я пришла к выводу, что хромать я стала еще больше, хотя окружающие и уверяли меня в обратном. Лицемеры.
Спустя еще неделю, в назначенное время, Багама постучал в мой кабинет, подошел ко мне и сказал фразу, которая заставила меня бросить все и последовать за ним. Багама сказал: 'Время спасать твой ночной сон'. Впервые, когда он произнес эту фразу, она озадачила и разозлила меня. Теперь же - попала в 'десяточку'.
Багама отвез меня на полигон. Я стреляла из дробовика, карабина, пистолета. Затем мы перебазировались в кафе, и Багама смотрел, как я уплетаю большущий кусок 'пражского' торта. Да, вот так ко мне вернулся аппетит. За недели больничных скитаний и полного погружения в работу я так похудела, что на мои ключицы можно было цеплять елочные игрушки. Из-за ночных кошмаров синяки под моими глазами приобрели поистине демонический вид; я перестала пытаться замазать их тональным кремом. Но в тот полдень, сидя в кафе напротив Багамы, что-то изменилось - я вдруг почувствовала себя... здорово, в безопасности.
Да, подсознательно я все еще боялась возвращения Слез Земли, уж не знаю, каким образом. В кошмарах я вновь и вновь видела обезглавленного Лироя. Рыдающего Кирилла. Зарипова, вспахивающего пальцами грязь, пока когтистая лапа волочет его во тьму. И черные перья. Кружащие, таящие черные перья - бомбы в небе.
Быть может, на меня разрядкой подействовало стрельбище. Быть может, то, что, подавая мне куртку, Багама сказал свое настоящее имя и поцеловал меня. Но в ту ночь впервые после случившегося я спала как младенец.
Иногда надо просто шагнуть в пропасть, чтобы пеликан внутри нас расправил крылья.