Харизма [СИ]

  Я уже вижу висящий высоко над головой бронзовый диск солнца, чувствую жар на щеках и лбу. Я вновь восьмилетний ребенок, оттолкнувшийся от причала и погрузившийся в теплую реку. Я знаю как свои десять пальцев, где верх, а где низ. Как мои десять пальцев. Здесь, в этом сне, бабуля жива, мама помнит то, что у нее есть мы с Крис, а мне никто не отрезал мизинец.

  И когда рука близняшки хватает меня за запястье и настойчиво тянет вверх, я улыбаюсь

ГЛАВА 46

Чей-то рот накрыл мой рот. Чьи-то руки шарят по моей груди. Женский голос непрерывно повторяет: 'Она не дышит, она не дышит...'

  Я? Не дышу?

  Кристина что, решила попрактиковать на мне непрямой массаж сердца?

  В грудную клетку давят чьи-то руки: раз-два-три, раз-два-три. Мой нос зажат, затем чей-то рот накрывает мной и вдыхает в меня воздух. Я чувствую, как грудь вздымается, наполняемая этим воздухом.

  Я хочу сказать: 'Крис, прекращай', но вместо слов к горлу подкатывает что-то холодное, соленое...

  Я перевернулась на бок и закашлялась, уперлась ладонями в землю, чтобы приподняться, но сил не было. Так и лежала на боку, отплевываясь, хрипло дыша. Открыла глаза; ощущение, словно по векам полоснули бритвенным лезвием. Песок и волосы налипли на лицо. Чего уж там, я вся была в песке. Тело била дрожь. Зуб на зуб не попадал.

  - Добро пожаловать обратно.

  Я сфокусировала взгляд.

  - Кристина?..

  Возле меня, склонившись, стоял Лука. Багама скинул с себя кожанку и, осторожно просунув руку мне за спину, приподнимая меня, накинул кожанку мне на плечи. Я сидела, ватными руками удерживая на себе кожанку, и бессмысленно таращилась по сторонам. Милана присела рядом со мной на песок.

  В нескольких метрах от нас на берегу была резиновая лодка, песчинки облепили ее, как кондитерская посыпка пасху. Волны, урча, накатывали на берег, лизали ракушняк. Вдалеке - узкая полоса оранжевого света.

  Там, на горизонте, где багрово-серые тучи отступили, загорался рассвет.

  Волосы Миланы белели в рассветных сумерках.

  - У тебя не было пульса, - сказал Багама, опускаясь на песок по мою правую руку. Он тоже обнял меня, плотнее запахивая на мне кожанку.

  - Ты вся синяя, - улыбался Лука.

  Ручаюсь, он улыбался не потому, что я напоминала эскимо на двух палочках, а мои зубы отбивали чечетку. Просто он был рад, что я жива.

  - Ты тоже не миндальное пирожное, - просипела я и шмыгнула носом.

  Рыжеволосый парень вздохнул:

  - Это она так шутит. Все ее поганое чувство юмора.

  - Ты прыгнула со скалы, - сказал Багама, крепче обнимая меня за плечи. - Мы так не договаривались.

  - Я с тобой вообще ни о чем не договаривалась. Тем более, об искусственном дыхании 'рот в рот'.

  - Спасение утопающих - дело рук самого утопающих, - кивнул он.

  Я проворчала:

  - А это так шутит Багама.

  Внезапно мне поплохело.

  - Харизма?..

  - Где кости?

  Штанины Луки были тяжелыми от воды. Он растирал предплечья и топтался на месте. Весло валялось в паре метров от лодки, тоже облепленное песком. На весло плавно опустилось жесткое иссиня-черное перо.

  - С этим покончено. Смотри, - и я посмотрела поверх руки Багамы.

  Черт побери, я прыгнула с почти двадцатиметровой скалы! Но вовсе не это вытянуло из меня дыхание.

  Черный снег.

  У скалы, будто черный торнадо, кружили перья; дрейфовали, подхваченные восходящими подтоками, оседали на воду, и их прибивало к берегу. Некоторые достигали метра в длину, некоторые - двух. Некоторые были не больше куриного перышка. Доводилось ли вам видеть нечто подобное? Доводилось ли?

  И перья таяли, исчезали на глазах.

  Как плохой сон.

  'Куда ночь, туда и сон', - говорила бабуля.

  Да, куда ночь, туда и сон.

  Горизонт пылал, охваченный огнем. Море на горизонте напоминало жидкое золото. Прибой сожрал половину берега. Волны накатывали на ракушки; желтоватая пена, словно перекати-поле, словно комочки сонных мыслей, кувыркалась, катилась по пляжу.

  - Надеюсь, 'тема лодки' исчерпала себя, госпожа Реньи.

  Я краем глаза посмотрела на Багаму. Он промок до нитки, но не дрожал так, как дрожала я. Он вообще не дрожал, как если бы ему не было холодно. Каждое утро он лежит в ванной со льдом - вот почему ему не было холодно. Футболка облепила торс, вдоль рук и на шее упрямо вздулись вены.

  Он нырнул за мной.

  Нырнул. За мной. Он.

  Как если бы прочитав мои мысли, Багама сказал:

  - Ты могла разбиться насмерть. Неожиданный порыв ветра - и тебя могло отбросить на скалы или на мель. У тебя могло остановиться сердце из-за ледяной воды. Ты могла сломать позвоночник при неправильном вхождении в воду.

  - Я не планировала прыгать, - пробормотала я. - Так получилось.

  - Харизма, ты же не дайвер, а чтец-курильщик со скверным характером и поганым чувством юмора.

  - Спасибо, Лука. Чтоб ты знал, я хожу в бассейн.

  - Имя тебе - Бравада.

  Милана положила голову мне на плечо.

  Багама глядел на загорающийся рассвет, рассвет плясал в его глазах, от чего они больше не казались холодными. А, может, дело не в рассвете.

  - Ты доказала свое бесстрашие, - сказал он.

  Я медленно покачала головой.

  - Речь не о бесстрашии. Речь о выборе.

  Мы сидели на пляже и наблюдали за вальсом черных таящих перьев.

  - Слезы Земли, - шепнула я, - спи нахрен спокойно.