Харизма [СИ]

  Я пробежалась пальцем по корешкам книг, и мое внимание привлекла сказка 'Аленький цветочек' С.Т. Аксакова. Взяв книжку, я подошла к окну и пролистала. День был пасмурным, трепаная изнанка туч отливала сталью, но света хватало. Книга раскрылась на развороте, на котором, по всей видимости, ее чаще всего открывали. Взгляд упал на следующие строчки: '...и вырос, как будто из земли, перед купцом зверь не зверь, человек не человек, а так какое-то чудище, страшное и мохнатое...' Напротив этих слов - пышный росчерк.

  У меня мороз сполз по спине. Я стояла в пыльном сумраке комнаты и дрожала. Вдруг меньше всего на свете мне захотелось оказаться ночью, в посадке, близ черного, как сгоревшая спичка, фонарного столба. Возле корня, по форме напоминающего пышный росчерк.

  Кажется, там что-то было. Что-то живое, и мохнатое, и страшное, что-то, что вырастет, будто из-под земли, стоит вам приблизиться к оврагу. Зверь не зверь, человек не человек. Звучит многообещающе.

  Я плюхнулась на колени и заглянула под кровать. Пошарила внутри прикроватной тумбочки. Знаете, ползать по полу в узких юбках и на каблуках - удовольствие ниже среднего. Тогда я открыла платяной шкаф: вещи бы идеально подошли десятилетнему ребенку; галстуки на специальной вешалке; начищенные до зеркального блеска туфли на скользких шнурках-макаронинах. Я ясно представила шимпанзе с щеткой и кремом для обуви в подземном переходе. Серьезно, костер по мне рыдает.

  Аккуратно, чтобы не порвать по шву юбку, я опустилась на корточки и сунула руку в туфлю. Марсель фаршировал носки туфель бумагой, чтобы не выглядеть пародией на своего не очеловеченного сородича из цирка...

  Сердце пропустило два удара.

  Я разжала кулак и, наверное, целую вечность глядела на игральную кость. Большую - больше обыкновенной - игральную кость.

  Пылинки кружили в сифонящем сквозь щель в шторах тусклом свете дня.

  В бумаге обнаружилось еще три кости. Всего четыре.

  Над верхней губой выступила холодная испарина.

  Марсель вернулся за костями, выкопал и сунул в туфлю, чтобы наверняка не потерять.

  Там, в овраге, охраняемая кем-то неприветливым, осталась пустая коробка из-под елочных игрушек.

  Зарипов будет удивлен, и не стану утверждать, что приятно. Помнится, я сказала этой дорого укомплектованной жабе с резиновым губами, что в коробке дремлет сама жуть. Да только поздно теперь - ларец Пандоры открыт.

  Я искала зацепки, а нашла гораздо больше.

  Сомнения прочь, Реньи.

  Да, я уже видела эти кости: два дня назад, в воспоминаниях Марселя, и пятнадцать лет назад, на столике перед бабулей.

  Перекрыв кислород гнусным мыслям, пока они не выбили почву из-под моих ног, я соорудила нечто наподобие конверта из набитой в носок туфли бумаги, и определила туда кости. Конвертик сунула во внутренний карман куртки. Перчатки были экранами между мной и костями. Спасибо тебе, Господи, что мне положено носить перчатки: мне не хотелось прикасаться к костям голой кожей.

  Кости сделаны не из пластмассы. Слишком гладкие, слишком тяжелые, слишком... живые для пластмассы. Из чего же - без понятия.

  Я встала, придерживаясь за дверцу шкафа.

  Марсель носил игральные кости в набитых бумагой носках туфлей, и его ноги превратились в иссохшие прутики. Бабуля - в бархатном мешочке на груди; умерла от рака легких. Согласитесь, есть над чем задуматься. Я положила кости во внутренний карман куртки. Что уготовано мне? В любом случае, я не собиралась ждать достаточно долго, чтобы выяснить это. Хрена с два.

  Мне вот что интересно: когда Кристина успела вытащить коробку из мешка, в который мама сметала бабулины вещи? Из мешка, в котором не было подарков. Коробку, в которой не хранились елочные игрушки.

  Фрэнк Синатра пел о своем пути. Рева-Корова восседал в ультрамодном аметистовом вельветовом кресле и, переплетя зеленые пальцы на коленке, давал интервью брюнетке со впалыми щеками. Он улыбался и о чем-то упоенно рассказывал - о чем именно не слышно, звук на телевизоре был убавлен. Старушка с голубыми волосами куда-то ушла. Морщинистая парочка все резалась в 'домино'. Розы в застекленном розарии кивали, как если бы соглашались с каждым немым словом Ревы-Коровы. Кокер-спаниель - золотистая, волнистая, блестящая шерстка, лапки, как у мягкой игрушки - юркал туда-сюда в кустах роз. Садовник? Он вежливо улыбался, когда старушки в черепашьих очках начинали дребезжаще смеяться. В действительности кокер-спаниель то и дело выставлял на просушку частокол острых зубок, но почему-то хотелось назвать это 'вежливой улыбкой'. Старушки были в умилении.

  Самара похлопал по дивану рядом с собой. Подлокотники дивана были выполнены в форме свитков, из которых торчали золотистые кисточки. Если бы я стояла ближе, он бы усадил меня рядом с собой еще минуту назад.

  - Я уже думал идти искать вас.

  - Пришлось сделать пару-тройку звонков. - Я продемонстрировала ему свой мобильник. - Мне срочно надо на работу, Самара.

  Перламутровый барон в сердцах утопил сигару в наполовину пустом стакане.

  - Жалкий дурак! Оттолкнул богиню!

  - Мне действительно надо идти, Самара, и, поверьте, вы здесь не причем.