А тем временем Больной-морской-болезнью Стив залихватски наигрывал на своей знаменитой гитаре с неполным комплектом струн - всего их было три. Ритм также создавался за счет того, что Стив ногой стучал по Барабанной Установке Миссисипи - деревянной коробке, украшенной номерным знаком штата Миссисипи, с примотанным к ней куском ковра. Очаровательный старикан.
На журнальном столике, помимо инструментов мясника, была маленькая фарфоровая пиала, расписанная розовыми и сиреневыми фиалками. Пиала с бодягой. Кого-то после пробуждения потчуют кофе и круассанами, кого-то - бодягой.
Ненавижу, ненавижу бодягу. Это такая дрянь зеленовато-серого цвета с весьма специфическим запахом. Давайте называть вещи своими именами - на мою переносицу и лобную часть словно намазали задницу. На упаковке написано, что бодяга предохраняет от образования кровоподтеков и гематом; две ложки порошка бодяги надо смешать с одной ложкой воды до тестообразного состояния и наложить на место ушиба. Хрящ не сломан, но отек еще тот. Булки двоечника по сравнению с моим лицом - шалости, загляденье.
- А ты, наверное... Не может быть! Неужели филолог?
- Девять классов общеобразовательной школы, колония для несовершеннолетних преступников, техникум, который я так и не окончил. Я пишу с ошибками. Да, филолог, - он вновь посмотрел на меня и улыбнулся.
Я ничего не знала о Багаме-ребенке и о Багаме-подростке - на чтецких сессиях на эти страницы из его прошлого был возложен запрет, - но была знакома с уже состоявшимся Багамой-убийцей. Мужчина, которого я знала вот уже как два месяца, не был ни плохим, ни хорошим. Страдал манией преследования, неврозом, ненавидел быть один, ненавидел быть среди людей. Багама и есть... Багама. Что тут еще можно добавить?
- Зараза! - ахнула я, когда он сильнее, чем нужно, надавил на обожженный участок. - Аккуратнее, твою мать!
Он отложил тюбик с мазью, взял тампон из марли и принялся обрабатывать края раны спиртовым раствором йода, будто и не слышал меня.
- Терпи, - сказал он.
У меня глаза полезли на лоб:
- Что, опять ножницы?! Клянусь, я выкину их, как только...
- Обработку ожога следует делать дважды в день. Так что не спеши ничего выкидывать - ножницы еще пригодятся. Я собираюсь наложить стерильную повязку, смоченную в новокаине. Это не больно.
Глядя на Багаму, я одновременно испытывала благодарность, страх и раздражение. Окунувшись в боль, как в прорубь, мир больше не казался мне сплошными радугами, единорогами и водопадами с кофе.
- Ты не умеешь утешать.
- Да, - согласился он, пробегая по краям ожога пальцами - легкие скользящие касания. - Почти управились. На самом деле, все не так плохо. Примерно процент тела поражен.
- Как ты определил?
- 'Правило ладони'. Площадь ладони человека составляет приблизительно один процент площади его тела.
- Ах ты, гадкий, ах ты грязный, неумытый поросенок, - сказала я сквозь зубы.
- Кто сделал с тобой такое? - спросил Багама. Сколько градусов на улице? Тебе нравится моя прическа? Что бы он ни спросил, интонация была одна и та же - эмоциональный штиль.
Кто разукрасил меня и подарил термический ожог, вот что Багама хотел знать.
Я ответила.
Багама наложил последнюю повязку, закрепив ее по краям телесным пластырем. Все так же ни поднимая головы, он проронил:
- Глаз за глаз, зуб за зуб.
Бывают минуты, когда молчание - золото.
Бывают минуты, когда молчание - преступление.
Готова поручиться, слова Багамы не сулили Кириллу ничего хорошего. Равно, как и мне.
ГЛАВА 33
Я уединилась в спальне и переоделась. Выбрала серую майку на два размера больше, собирающуюся в складки на талии и бедрах. Майка была детищем весьма выгодного союза крупной спортивной марки с именитым дизайнером. В ней я смотрелась более не стройной - худой. Между понятиями 'стройная' и 'худая' есть едва заметная граница, и я, не заметив того, пересекла ее. На моих ребрах можно было натирать пикантный Грюйер. Ключицы торчали. Ага, как заторчали с прошлого четверга, так от них ни слуху ни духу. Простите меня за мой хромой юмор. Зато - о, чудо! - меня перестали волновать синяки под глазами, поскольку хватало других синяков. Извини, кровоподтек, я встретил другого кровоподтека и полюбил его как родного. Что-то в этом роде.
Из кухни пахло кофеиновым волшебством, и еще чем-то не менее приятным. Однако чтобы узнать, чем именно, я должна была натянуть штаны. Задача не из легких, когда ваш живот даст сто очков вперед любому мумифицированному домашнему питомцу. Болеутоляющее и новокаин, впрочем, унесли пару тюков боли, и окружающее больше не кололось и не рычало, как цепной пес.
Я поправила на колене эластичную сдавливающую повязку и влезла в серые спортивные штаны. Простые линии, отсутствие декора. Классика. Перевязала 'хвост' и застегнула на запястье сломанные 'Той Вотч'. Я могу купить новые часы, но не стану этого делать. Если я переживу эту ночь, эту историю, я отнесу их к ремонтнику. Некоторые люди десятилетиями носят одни и те же часы. Возможно, это и крайность, но, черт, давайте рассуждать здраво: свои 'Той Вотч' я не проносила и года.