Харка — сын вождя

Кони жадно припали к воде. Матотаупа и Харка легли на бизонью шкуру, которую мальчик захватил еще из родной типи. У обоих с собой было не более чем во время последнего представления: кони, оружие, легины и мокасины, маленькие мешочки с золотыми и серебряными монетами. Большой Волк оставил им одеяло и уделил немного из своих запасов мяса.

Лежа на солнце, Матотаупа и Харка рассматривали окружающую местность. Далеко, очень далеко находились они теперь от своей родины, которая лежала между рекой

Платт и Скалистыми горами. Но их теперь отделяли от родины не только потоки, прерии и леса, не только дорога

Огненного Коня. Лето и зиму они вели совсем другую жизнь, другие были у них друзья, другие заботы, другие печали, – все было не то, что на их родине. Словно во сне представлялись им теперь мать, брат, сестра, товарищи игр, очаг в родной типи, совместная охота и борьба. Они знали теперь мир белых гораздо лучше, чем воины на ручье –

притоке Платта. Они научились чужому языку, научились читать и писать, чего не умел ни один воин на их родине. И

тем не менее они не стали принадлежать к миру белых, к миру этого грязного города. Скакать верхом и охотиться в бескрайних просторах – вот в чем состояла их жизнь с самого момента рождения, вот почему они мечтали о палатках из шкур бизонов, о спокойных, гордых и свободных краснокожих.

Харка подумал, что прошло больше года с того дня, когда отец собирался ночью посвятить его в тайну. С тех пор произошло так много событий, что Харка стал старше не на год, а на много лет. Он уже перестал быть ребенком, он стал юным спутником Матотаупы. Многое он потерял, но отец остался с ним и принадлежит теперь ему даже больше, чем раньше. Если он едет к могучему племени сик-сиков, то едет не без надежд, едет не для того, чтобы потеряться в голубом далеком краю, и не для того, чтобы окончательно порвать со своей родиной. Он ясно помнил, что должен стать сильным и мужественным, он должен сделать так, чтобы враги боялись его…

Матотаупа тоже предался размышлениям, но его мысли были направлены на последние события в цирке, и он спросил Харку:

– Что Рэд Джим имеет против тебя?

– Ты спрашиваешь об этом потому, что он стрелял в меня и в моего коня?

– Да.

– Возможно, он просто разозлился, что побеждаем мы.

– Да, это так. Но и не только потому.

– Я его испугал, бросая томагавк. Он не думал, что я так владею этим оружием, и струсил. Это тоже разозлило его.

– Возможно. Но вы давно относитесь недружелюбно друг к другу, еще с нашего пребывания в Омахе, а может быть, и еще раньше – со встречи в блокгаузе…

– Тебе кажется?. Но ведь это было подло со стороны

Джима, что он заставил заплатить Далеко Летающую

Птицу – желтую Бороду за наши бизоньи куртки.

– Джим знал, что они нам нужны, а Далеко Летающая

Птица дал сколько-то серебряных монет. Разве это неправильно?

– Рэд Джим украл деньги из кассы.

– Харка – Твердый Как Камень – Ночной Глаз!

– Я уверен в этом.

– Харка! Джим смелый мужчина, он не вор, – голос

Матотаупы неожиданно стал жестким. – Джим освободил меня в блокгаузе Беззубого Бена от веревок…

Юноша больше не возражал. Индейские обычаи предписывали не возражать старшим. Но Харка замолчал не только потому, что был хорошо воспитан: он почувствовал, что отец и слышать не хочет слов, порочащих Джима.

То, что Джим исчез с глаз обоих дакотов, еще ничего не говорило Матотаупе. Ему казалось, что Харка замолчал потому, что удалось убедить его. Да и разве сам Харка не удивлялся раньше изобретательности белых людей, разве не Джим спас Матотаупу, а тем самым и Харку?.

Разговор, казалось, был исчерпан; до вечера им еще предстояло проехать порядочное расстояние, и оба вскочили на коней.

С момента побега с Большим Волком они проделали уже немалый путь и находились сейчас в прериях севернее

Миссури. Дул резкий ветер, по небу тянулись серые облака, и вскоре посыпался град. Он застревал в гривах коней, в волосах всадников. Как только стемнело, трава покрылась инеем. Путники остановились у маленького ручейка, на котором кое-где еще был лед. Несколько кустиков с редкими ветвями были единственной защитой от ветра и града. И это было лучшее место для привала, какое только можно было найти. Мустанги улеглись. У них еще была лохматая зимняя шерсть, может быть, и не очень красивая, но служившая им хорошую службу. Харка с трудом разжег небольшой огонь, и, расположившись с отцом у крупов коней, они завернулись в одеяло и бизонью шкуру. Спали по очереди.

Под утро ветер разогнал облака. Отец с сыном собрались в путь. Выли волки, и коней не пришлось погонять, они сразу поднялись в галоп…

Новые люди и новая жизнь ждали Матотаупу и Харку впереди.

ЛИЗЕЛОТТА ВЕЛЬСКОПФ-ГЕНРИХ И ЕЕ КНИГИ

Со времен Фенимора Купера и Майн Рида, с начала XIX

века, прогрессивные писатели мира с сочувствием относились к теснимым колонизаторами племенам индейцев. В

книгах об индейцах особенно полно раскрылось дарование

Купера, создавшего знаменитый цикл «Кожаный чулок»

(«Зверобой, или Первая тропа войны», «Последний из могикан», «Следопыт, или Озеро-море», «Пионеры, или У