Харон

– Харон, дело есть, понимаешь? У нас все подготовлено, но без тебя, коню ясно, – вилы. Нас не устраивает, куда ты уводишь этих придурков, где они там проваливаются. Мне Марк рассказал, он своими глазами видел. Меня это не устраивает, понял? Я хочу отсюда выбраться, и я выберусь! Сказал – выберусь, и ты мне поможешь, Харон, ты понял меня?

– Постой, Лорик, погоди, – попытался остановить чуть не лезущего на Перевозчика грудью приятеля Марк.

– Чего он от нас бегает-то? Сколько будет от разговора уходить? Я ему кто?…

– Да погоди ты, нормально пойдем, все спокойно изложим. Он согласится, ведь мы последние остались. Вспомни, он меня с ладьи снял, нас всех оставил. Остынь, дела не будет.

Харон встал во весь рост. Смерил Гастролера с головы до ног.

– Кабы всех, – процедил Гастролер, не отводя взгляда.

– Брось, брось, он-то при чем. Ее танаты увели. Перестань, Лорий!

– Сам виноват, надо было получше за подругой смотреть.

Харон пошел на него, и Гастролер уступил дорогу. Черный палец уперся попеременно в грудь одному и другому, рука махнула навстречу лагерю.

– Айда, хлопчики.

Короткого пути как раз хватило, чтобы Листопад Марк, перебиваемый редкими замечаниями Гастролера, который цедил неохотно, успел рассказать все. Харон кивал в протяжении рассказа, что Листопада очень подогревало. Ничего, кроме того, что Харон ожидал услышать, сказано не было.

– Невероятно удачно, Харон! Смотри, нас только пятеро и осталось во всем лагере. Никакая новая партия не пришла. Явно что-то происходит, надо не дожидаться, а самим отсюда удирать.

– Коню ясно, – повторил свое Гастролер. – Тут уже ловить нечего.

– Танаты как мухи сонные ползают. «Приморозило» их, видно с полвзгляда. Нам бы на Ладью – и…

«А пойдет она, куда тебе хочется, та Ладья, парень? Или ты, может, думаешь, Перевозчик – Бог и царь? А вот я тебя разочарую-то, а?»

– Тебя тоже прихватит, Харон. Лагерь сворачивается. Ладья теперь единственная наша надежда. Ладья и ты. Помоги нам, Харон. Ведь не просто же так ты нас оставлял здесь.

– Дооставлялся.…

Харон посмотрел на идущих на шаг позади Листопада и Гастролера.

– Парень, признайся, что там у тебя с девочкой было? Было, нет? Тогда ты феномен. Гигант. И на том свете… Или она тебе - как сестра родная?

Перевозчик жестами изобразил содержание своего вопроса. Марк искоса поглядел на Гастролера. Тот выпятил челюсть.

– Тебе-то какого? Че, у тебя тут выбора не было? Грабки свои не протягивай куда не просят. Погоди, еще базар будет, как ты ее втихую погрузил.

Потянулись палатки лагеря. В их незаселенности, в пустоте перепутанных проходов меж ними было что-то непривычное и гнетущее. Не встречались даже танаты. Где они могут быть? Сбились в стаю, в рой, как засыпающие на зиму насекомые? Караулят у пристани, у Тэнар-тропы, у входа в Тоннель, который теперь распахнут и совершенно нетаинственен, будто отомкнутая дверь во много лет не открывавшийся чулан, вместе со слоями оседавшей на ней пыли, покрытая тайнами, которых никогда за ней не было, и бабушкиными сказками на ночь про сверкающие замки, бриллиантовые дороги, про рыцарей, и побежденных ими волшебников, и освобожденных красавиц. Но сбит проржавевший засов, и волной обновления и ремонта разъяты скрипучие петли. И нет ничего в старом чулане. Ни хода в чародейское подземелье, ни истлевших, но еще годных для чтения книг в кожаных переплетах с чернокнижной тайнописью на пергаментных листах, ни заветных ключей от соседнего нового Мира. Стопки перевязанных газет, дырявый жестяной таз, пыльные бутылки, паутины и засохшие козявки в них.

Перевозчик вспомнил о Ключе и торопливо коснулся пояса с кошелем. Но нет, он не потерял могущественного кристалла. Тяжеленький и твердый, он покоился в мешочке, плотно стянутом витым шнуром, ссученным из трех нитей – черной, белой и пестрой. Даже после черных дождей на Ладье и недавнего окунания в Реку окрас нитей не изменился. Они что-то напоминали Перевозчику. Что-то знакомое, недавнее.

«При всем своем скепсисе ты готов поверить в возможность осуществления бредовой затеи этих дурачков. Ты почти поверил. Нарушать равновесие так нарушать. И ничего, кроме собственной убежденности, что это нарушение разрушением все-таки не станет, у тебя нет. Снова как всегда».

Локо сидел мрачный, груда безделушек высилась перед ним, и много было разбросано по столу и по полу под столом. Освещение – две «летучие мыши» и третья, слабо помигивающая, закатилась под лавку с отключенным Брянским, и никто ее не поднимает. На вошедших среагировал только Псих:

Когда Алкид
Второй свой славный подвиг
Свершал, то стрелы накаленны
Сожгли и рощу, что вокруг стояла.

Ну и как это понимать?