Харон

– Не помню сама. Я… лезла вниз, кажется. Почти дотянулась, Зверь висел… ты был не очень далеко. Потом все взорвалось. Потом я держала тебя за джинсы, тянула. Не знаю, как вытянула. Когда взбирались обратно на мост, я думала, ты точно сорвешься, но ты как-то смог. Мне даже помог, протянул руку, а то бы я… Машина стояла, всю снегом занесло. Мост целый. Движение. Ты успел только про Лужники сказать, пришлось мне за руль садиться. Дверца вот у нее заклинивает, вы задели, когда дрались. – Инка зачем-то показала на дверь со своей стороны. Край двери был покорежен. На нем пропахал бороздку стальной коготь кого-то из Зверей.

– Успел, значит, сказать.

– Все равно прошло больше чем полчаса. – Инка говорила, не отрываясь от дороги перед собой. – Суди сам, после этого кошмара среди ночи – обычный день, утро, прямо сразу. Машины едут, люди идут. Никаких танков, стрельбы, ужасов. Ведь ты же убил этого? Да? Его больше не будет? Можно снова жить? Мне надо жить дальше, понимаешь? Ведь я же тебя не бросила, я тебя вытащила!

– Для меня время идет отдельно, – сказал он, решаясь пошевелиться вторично, и опять это было очень больно. – Такая уж я выдающаяся личность. Нет, не возражай, теперь на самом деле поздно, потому что и мои полчаса прошли. А куда ты торопилась жить дальше? А, – его взгляд упал на указатель впереди, – так зря свернула перед Новодмитровкой, по главному шоссе удобней.

– Когда мы провожали, то ехали так.

– Подожди, я выйду.

– Нет, – сказала Инка, глядя в ту же точку, – выйду я.

Она встала, чуть прищурясь от мягкого утреннего ветерка, рядом с дверцей. Михаил коротко посмотрел на нее, так и не повернувшую головы, почесал нос. Его удивляло собственное безразличие. К ситуации и к совершенно непредставимой своей участи.

Черный «Пассат» во встречном потоке затормозил, проехал вперед, дал задний ход, возвращаясь. С той стороны махали руками и кричали, подзывая, а потом Жоржик перебежал дорогу. Жоржик был постройневший, возмужавший и загорелый, в немыслимой белой дубленке. Михаил что-то отвечал, не выходя из машины. Кажется, что сейчас догонит, и извинялся за опоздание, произошедшее, конечно, по его вине. Да, он очень рад. Ну ясно, пусть Инночка едет с ними. Нет, с ним все в порядке, просто была бессонная ночь, пока закончил дела. Да-да, он догонит, только пусть не волнуются, если придется снова задержаться, у него что-то с зажиганием, и дверца вот… задел об одного идиота.

– Жоржик хотел сувениры, так у нас на таможне придрались – контрабанда, представляешь?

Он махал рукой. Ему все-таки пришлось выйти. Инка уходила вместе с постройневшим Жоржиком, их фигуры удалялись в минуту разрыва потока машин на дороге. Где-то он уже видел такое. Не вспомнить. Потом они уехали.

Усевшаяся рядом с обожающим Жоржиком Инка вдруг почувствовала у себя на груди постороннее шевеление. Сунула руку в запах воротника.

Узелки оберега распускались сами собою. Веревочка расползалась в пальцах, рвалась во многих местах.

Не переставая улыбаться и кивать Жоржику и словам мамы из-за руля, Инка незаметно собрала обрывки и выпустила их за приспущенное стекло.

Ни Жоржик, ни мама Валентина Михайловна ни словом не обмолвились о таких памятных Инке потрясениях в Мире. Инка сама благоразумно помалкивала. Она не оглянулась на оставшегося Михаила и в зеркальце заднего вида не посмотрела. Она умела уходить не оглядываясь.

– По здоровьичку, мил человек! Поворачиваться было больно, и Михаил лишь

повел глазами к возникшему рядом, в продранной фуфайке, своих разных – зеленый и коричневый – сапогах и дрянной шапчонке на голове кирпичом… да, мнимому Инкиному брату Сереге. Чего-то такого Михаил и ждал.

– И тебе не хворать. Не очень я тебя тогда? Уж извини, из себя ты меня вывел. Не знал, что на своего руку подымаю.

– Не-ет, – Серега тоненько засмеялся, – ко мне не подклеивайся, Перевозчик. Тебе как было сказано? В лодочниках еще не отработал. До НАС тебе еще перевозить и перевозить. Река Лета – штука долгая. Там без тебя соскучились.

– До ВАС? – Михаилу показалось, что голова у него сейчас лопнет от усилий понять и от прежней изматывающей боли.

– Конечно. МЫ иногда появляемся в Мирах, особенно тех, которым грозит гибель. Разумеется, если от данного Мира зависят остальные. Зависит существование Переправы. Другие же нам…

– Плевать. Это-то ясно. Значит, этому из Миров – еще повезло. ВЫ повернули здесь все в последний момент? Что теперь останется в Мире об общих днях неслучившегося конца света?

– Останется память. О том, как бы этот Мир жил, если бы ничего не произошло. Память – это такое вещественное, такое материальное. Или пусть меня распнут. – Серега хихикнул снова. – Все пропавшее возвращено, искаженное восстановлено. Так всегда бывает в Мирах, куда приходится возвращаться Перевозчику.

– Без меня не могли обойтись?

– Было жаль оставлять тебя без работы.

– А не справится Перевозчик?

– Такого быть не может! – Серега притворно округлил свои маленькие слезящиеся глазки. – Перевозчик всегда герой. Всегда хеппи-энд. Разве может быть по-другому? По-другому не допускается. На что же тогда МЫ?