Харроу из Девятого дома

Мелькали какие-то лица, чьи-то руки. Харроу поняла, что шока никакого нет. Просто мир как будто сожрал ее. Она стала растопкой для пожара, горевшего в ее собственном сердце, ее иссохший мозг подкармливал огонь, ее душа превратилась в облако раскаленного газа. Она не могла этого сделать. Она ни при каких обстоятельствах не могла этого сделать.

– Харроу? – сказал кто-то. Кто-то очень знакомый. В глазах плыло.

– Если я забуду тебя, забудь меня, десница моя, – произнесли ее губы. – Смерть одна разлучит меня с тобою. – И дрожащим голосом: – Сито…

Руки исчезли, она лежала на матрасе лицом вниз и рыдала, как не рыдала с детства.

– Уйдите все, – велел чей-то голос.

Она не могла осмыслить все происходящее. Харроу поразила безграничность отчаяния, к которому она оказалась способна. Как будто ее чувства усиливались вдвое, стоило обратить на них внимание, как будто она падала и падала с бесконечной лестницы. Она вцепилась руками в матрас и оплакивала Гидеон Нав.

Она замолчала, только когда окончательно измоталась физически. Слезы не могли больше течь из опухших глаз, всхлипы застревали в пересохшем горле. Она лежала лицом во влажную подушку, чувствовала запах старой набивки и ощущала горе величиной во всю вселенную.

Она села. Сделала вдох. Прижала к лицу полу поношенной черной рясы и вытерла слезы, прохладными дорожками застывшие на щеках. Огляделась и хрипло сказала – истерзанное горло с трудом выдавливало звуки:

– Что я сделала?

– Вообще-то я надеялась, что ты ответишь на этот вопрос, – сказала Абигейл Пент.

В комнате осталась только она. Харроу оглядела ее новыми глазами. Даже в свете новых обстоятельств Пент выглядела так же, как всегда. Опрятно, хотя и немного потерто, как будто она в самом деле жила в ледяных лабиринтах дома Ханаанского и долго не мылась как следует. Свежее лицо, карие глаза – идеальная дочь Пятого дома. Безупречные волосы прикрывал шарф, а на руках были толстые перчатки.

Короче говоря, ее никак нельзя было принять за растерзанный труп, который они с Гидеон обнаружили у лестницы в лабораторию, труп со взрезанным животом и аккуратно вставленным в почку ключом. Она казалась живой и вполне здоровой.

– Ты умерла, – сказала Харрохак. – Септимус убила тебя. Ликтор, принявшая вид Септимус.

– Да, – сказала адептка Пятого дома. – Это было довольно неприятно. Извини за вопрос, но ты… с ней справилась? Мы так и не поняли.

– Мы с Нав воткнули меч ей в грудь, – ответила Харроу и сглотнула раскаленную слюну. Мозг ее гудел, как перегретый механизм, она почти чувствовала запах горячей пыли. Она не представляла, сколько времени уйдет, чтобы привести себя в порядок.

– Дай мне минуту, – попросила она.

– Сколько угодно.

Холод не беспокоил Харроу, пока она по привычке не попыталась согреть свое тело изнутри – и не обнаружила, что не может этого сделать. Здесь она не была ликтором. Пытаясь разогнать клетки крови, она почувствовала застарелый недостаток танергии, который исчез вот уже почти год назад. Она закрыла глаза. Теперь ее мучили только температура, краснеющий ожог на щеках и руках и чернота век изнутри, пустых, как страницы ненаписанной книги.

Шестьдесят секунд. Позволить себе большее – жалеть себя. Она открыла глаза и сказала:

– Леди Пент, опиши мне свою детскую спальню.

– Она была размером примерно с эту гостиную, – быстро ответила Пент. – Две кровати стояли в дальнем конце комнаты изголовьями к стене. Когда я была маленькой, мне нравилось, что младший брат может иногда спать в моей комнате. Лимонно-желтые обои, не моющиеся, красивый, хоть и слегка косоглазый портрет Князя Неумирающего, панель с витамином Д вместо окна, узоры на ней. Кости дедушкиной руки над дверью. Укрепленный столик, где я играла и читала. Убежище под ним, куда мне положено было залезать, если зональный шаттл проходил мимо. Фосфоресцирующие звезды на потолке, вешалка для перчаток и мантии на стене. Я не вспоминала этого много лет. Почему ты спросила?

– Первичный тест, – пояснила Харрохак. – На гибкость метафорического солипсизма. Кроме того, я ничего не знаю о Пятом доме и его жизненном укладе. Чем бредовее был бы твой ответ, тем с большей вероятностью ты оказалась бы порождением моего мозга.

Абигейл засмеялась, но невесело. Смехом человека, который открыл давно потерянную книгу и обнаружил, что самой важной страницы нет.

– Преподобная дочь, – сказала она, – меня во многом обвиняли, но это первый раз, когда меня приняли за галлюцинацию.

– Но ты…

– Дух, – улыбнулась она. – Точнее, призрак. Я столько хотела у тебя спросить! У меня столько идей! Я искала в твоем выборе осознанную закономерность, а ее, возможно, не существовало. Позорная ошибка для ученого. Поэтому давай развенчаем все мои глупые идеи. Итак, ты стала ликтором?

– Да, – ответила Харроу. Гидеон. Кровь. Железный шип. – Я сделала это не по своей воле, но – да.

Абигейл подалась вперед, глаза ее вспыхнули.

– Отлично. Когда ты поняла, что с тобой происходит? Когда ты поняла, что происходит с другой душой?

Проще было отвечать механически.