Харроу из Девятого дома

Верный правилам Ортус, не позволяя себе никаких возражений, кроме преувеличенно громкого вздоха, поплелся в направлении ризницы. Когда он ушел, Крукс буркнул:

– Жалкое время, когда нашим воителем становится мусор. Жалкое время, когда мусор становится его мечом. Харрохак, – только Крукс звал ее полным именем, остальные всегда опускали вторую часть, напоминавшую, кем она является по праву рождения. – Будь осторожна со своим оружием, не обнажай его перед алтарем.

Он подковылял ближе к ней, влажно закашлялся и добавил хриплым, хорошо слышным шепотом:

– Тут есть паломники, даже сейчас. Неплохо бы извиниться.

В церкви и правда были паломники. Харроу стало стыдно, потому что она их не заметила. Наверное, они вошли очень тихо. Двое чужаков преклонили колени за последним рядом скамей, на правых рукавах их черных ряс виднелись коричневые повязки, подчеркивающие принадлежность к Дому. Харроу сунула рапиру в потертые ножны, поправила цепь, которую так тщательно полировала, довольно небрежно поклонилась алтарю и пошла по проходу.

При ее приближении одна из паломниц откинула капюшон. На носу у нее сидели очки, а густые темные волосы она забрала в тугой пучок по обычаю. Сопровождавший ее мужчина тайком поглаживал свою бритую голову, как делают дети после первой стрижки. Харроу удивилась, увидев усталую, тревожную улыбку – как будто эта женщина ее знала. Такой улыбкой извиняются за то, что ты не сдала экзамен, когда предполагают, что ты учила. Харроу никогда в жизни не видела эту женщину. Она ее не знала. И мужа ее не знала.

Вот только откуда она знала, что они женаты?

– Все происходит не так, – сказала Абигейл.

41

??? до???

Харрохак музыка казалась какофонией. Струнные инструменты, альты и пианино исполняли вполне мелодичные модуляции, но чувства Харроу настолько обострились, что она чувствовала, будто ей в уши вливают раскаленный металл. В амфитеатре было очень тепло, и, несмотря на милосердный свет свечей, несмотря на то, что электрические лампы приглушили до приятного полумрака, грозная толпа, похожая на сборище кричаще-ярких пятен, ранила зрение. Официальная вуаль Преподобной дочери была пришпилена на затылке, там, где от нее не было никакого прока.

По крайней мере рядом с ними толпа заметно редела: как бы тесно ни было в комнате, какая бы неразбериха здесь ни царила, никто не хотел приближаться к Девятому дому. Харрохак радовалась двум вещам. Во-первых, она ненавидела людские прикосновения. Во-вторых, в полумраке и на расстоянии сильно снижался шанс того, что другие гости разглядят, насколько неказиста ее парадная одежда. Кружева на ее мантии пришлось заштопать – нитку тщательно подбирали по цвету, но в результате оттенки не совсем совпали, как всегда бывает с черным. Парча юбки слежалась складками от неправильного хранения. Харроу не стыдилась своей древней диадемы и такой же древней шейной гривны, их сняли с трупа предка, за мгновение до того как предок обратился в прах под лучом фонаря. Но ей не нравилось, как ржавые пятна на украшениях подчеркивают ее бедность.

Харрохак подергала за край вуали.

– Нет смысла опускать эту чертову штуковину, – вполголоса сказала ее капитан.

– Я не собираюсь участвовать, – ответила Харрохак, не шевеля губами, только слегка повернув голову в сторону соседки. – А даже если бы и собиралась, не с моим лицом на что-то надеяться!

– По крайней мере оно у тебя есть, – спокойно заметила старуха. – Это первое, чего ее божественное величество захочет от своей невесты. Наличие лица – непременное условие привлекательности.

– Мы здесь не за этим! В отличие от отпрысков других Домов, я не собираюсь… выставлять свои прелести на витрине.

– Один император знает, что мы можем выставить, – буркнула Агламена.

Представители остальных семи присутствовавших Домов выставляли себя напоказ, как птицы во время особенно пышного брачного сезона. Ее так называемый первый рыцарь очень оживился: он царапал свои стишки на листке, который поспешно прятал в карман каждый раз, когда она на него смотрела. Все Дома слились в одно яркое, радужное пятно, сплелись в танце, напоминая мешанину сверкающих блесток. Белые мундиры Когорты с яркими знаками различия на воротниках или запястьях, длинные перламутровые платья, якобы скромные, дополненные цветными венцами, означавшими принадлежность к Дому. Некроманты в мантиях всех цветов – и ни одного практика. Только представители Шестого дома не участвовали в танцах, а серыми кучами подпирали стену, как неуклюжие дети, не способные найти партнера. Все они были одеты в одинаковые одежды цвета мертвых голубей и беседовали только между собой. В любой другой ситуации Харрохак могла бы подойти и познакомиться с ними, но сейчас ей было чем заняться.